Серебряные башни [Евгений Константинович Панин] (fb2) читать постранично, страница - 3

ответ таился где-то в дядином прошлом и, потому я выбрал, как говорил дядя, семейные хроники. Как ни странно это звучит, но с этой частью архива я был знаком меньше всего. Дядя никогда не скрывал от меня своих деловых операций и отношений с партнерами или противниками, но все что касалось родословной и того, что было с этим связано, находилось под запретом до моего вступления в законные права. Дядя никогда не говорил со мной на эту тему после того, как лет десять тому, после заданного мной вопроса, ответил, что я узнаю все, в свое время, и назвал точную дату, когда это случится. Я грустно усмехнулся, срок был выдержан абсолютно точно, только вот обстоятельства были очень уж неординарные. Пройдя мимо терминала, я направился в глубь архива к шкафу, где хранились документы родословной и завещание моих родителей. То, что все это хранится здесь, я знал давно, но искушения заглянуть, сюда никогда не испытывал. Сказывалось воспитание дяди и то огромное доверие, которое я к нему испытывал. Раз он считал, что мне не нужно знать это до определенного времени, значит, на то были веские причины. Шкаф был закрыт, но ключ висел рядом. Я не понимал для чего закрывать шкаф, оставляя рядом ключ, но дядя считал, что в этом есть какой-то смысл. Я взял ключ вставил его в отверстие и, повернув, потянул дверцу на себя, она легко открылась. Заглянув внутрь, я остолбенел. Шкаф был пуст. Несколько секунд я тупо смотрел на пустые полки, а потом, словно не веря своим глазам, сунул руку внутрь и ощупал пустые полки. Ничего не изменилось, шкаф был по-прежнему девственно пуст. Хотя неделю назад дядя открывал его при мне, и я видел, что полки были заставлены папками. Подумав, я повернулся и подошел к терминалу. Сделал запрос и просмотрел данные появившиеся на экране. Последняя запись говорила о том, что дядя заходил в архив сегодня утром, причем он был не один. Дверь архива при этом довольно долго оставалась открытой. Я понял, что дядя готовился к сегодняшнему дню и вынес папки из архива. О том, что кто-то мог заставить его это сделать, я подумал мимолетом, и тут же отбросил эту мысль. Я слишком хорошо знал дядю, заставить его сделать что-либо против его воли не мог никто. Значит папки или в кабинете в его столе, либо в домашней часовне, где должен был состояться обряд моего посвящения. Делать в архиве было больше нечего, и я пошел к выходу. Уже подходя к двери, я вспомнил еще одну вещь и, развернувшись, подошел к пеналу, который стоял рядом со шкафом семейных хроник. Он тоже был заперт, но, как и в первом случае, ключ висел рядом. Открыл пенал, и убедился, что он тоже был пуст, как я и предполагал. Да, значит, дядя действительно готовился к обряду посвящения. В этом пенале хранился семейный меч, которым дядя страшно дорожил. За всю свою жизнь я видел его едва ли раз пять, а держал в руках только дважды. Один раз, когда я задал ему тот вопрос о своей семье, он привел меня сюда и дал мне его в руки, и второй раз, когда мне исполнилось двадцать один год, и я проходил первое посвящение. Я закрыл пенал и пошел к выходу. Выйдя из архива, я заблокировал дверь и пошел к дядиному столу. Что-то неприятно скребнуло меня в душе. Я прислушался и понял, что чувство наблюдения, отставшее от меня в архиве, появилось вновь. Черт, что за дела здесь творятся. Я остановился и попытался определить, откуда ведется наблюдение. Внутреннее чутье указывало на стену, за которой была улица. Это выглядело абсурдно. Кабинет дяди был защищен от всякого вида шпионских устройств, а с той стороны, учитывая наши семиметровые потолки, быть никого не могло. И, тем не менее, внутренний голос твердил "Оттуда". Я внимательно осмотрел стену, ничего. Махнув на это рукой, я пошел к дядиному столу. Ящики были закрыты, и ключей на этот раз рядом не было. Я огляделся и остановил свой взгляд на коллекции клинков, висевшей на стене. Дядя любил холодное оружие и был страстным его коллекционером. Мой выбор остановился на абордажном кинжале начала восемнадцатого века, и я принялся трудиться над ящиками дядиного стола. Стол был хорошего дерева и, по крайней мере, ровесником кинжала так что, пришлось, провозился с полчаса пока удалось открыть все ящики. Результат был нулевым. Текущая переписка, счета, и никаких следов семейного архива. Значит часовня. Я уже собрался выйти из кабинета, когда обратил внимание на то, что оставил свой клинок в архиве. В доме было по-прежнему тихо, но идти совсем безоружным не хотелось. Я снял со стены пояс с метательными ножами и затянул его на себе, подумал и взял в руку японскую катану. Шел я быстро, но осторожно. Спустившись, на два этажа, повернул и пошел в восточное крыло замка, где помещалась домашняя часовня.

Пройдя через анфиладу комнат, я подошел к дверям часовни, прислушался и открыл дверь. Часовня была освещена, осмотревшись, я убедился, здесь готовился обряд посвящения. Расположение светильников, священные предметы, все говорило об этом. Даже в отсутствие людей огромный зал не производил впечатления пустого, здесь чувствовалось