Касьянов год (Ландыши) [Леонард Борисович Терновский] (fb2) читать постранично, страница - 24


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ощутил слезы на ее глазах. — Не расстраивайся. Тебе теперь нельзя волноваться. Ты должна беречь себя, милая!

Поцеловав еще раз мокрые Натины щеки, Костя пошел к поджидавшему его на крыльце сержанту. Обернувшись, он сказал от порога:

— Запомни хорошенько: я никого здесь не предал. И не предам.

Перед тем, как перешагнуть порог отделения, Костя посмотрел на Нату долгим, исполненным нежности и тоски, взглядом.

Что было в Костином прощальном взгляде? Вечером, сидя за столом, Ната снова и снова вспоминала сегодняшнюю короткую встречу. Ната иногда писала стихи, но не решалась никому показывать их. Ей казалось, что ее творчество — беспомощное стихоплетство, что над ним станут смеяться. Но Костино лицо, стоявшее перед глазами, казалось, ждало от нее каких-то слов. Ната придвинула лист бумаги, взяла ручку. Первые строки написались быстро и легко.

«Бывает взгляд — соединенье душ,
И ничего не скажешь тут словами.
Бывает взгляд — о, милый, не нарушь!
Той связи сокровенной между нами».
Ната остановилась и задумалась. Сейчас мы не можем даже молча обменяться взглядом. Еще неделю с лишком… а что, если этот лицемер Пономарев и вправду станет «шить» Косте семидесятую статью? Если он отыщет доказательства, что Костя и есть «Арк. Бухман»? Тогда наша разлука может продлиться и пять, и семь лет. И мы будем считать долгие месяцы до редких свиданий. А свидания в лагерях порой отменяют по самому вздорному и ничтожному поводу. Тогда наш маленький Костя будет знать своего отца только по фотографиям, да по моим рассказам. Как сделать, чтобы он полюбил его, чтобы гордился, что у него такой замечательный папа? Как выразить словами нашу с ним любовь и душевное сродство? Промучавшись над серединой стихотворения, Наташа вдруг почти без усилий, словно под чью-то диктовку, написала заключительные строфы:

«Пусть это будет только тень,
Пусть это будет отраженье,
Но пережитый вместе день
Живет в моем воображеньи.
Мой милый, все во мне живет.
Увидь меня души глазами!
Никто вовек не разорвет.
Духовной связи между нами».
Касьянов год
Февральским вечером Костя вышел из КПЗ и побрел, слегка пошатываясь от слабости, к ближайшей станции метро. Лицо его обросло двухнедельной щетиной, пальто было измазано побелкой и измято от лежания на нарах. — Придется отдать его в химчистку или купить новое, — подумал Костя. Последние дни приступы удушья мучили его почти беспрерывно. Он то и дело доставал свою трубочку, но ингаляции помогали все меньше и ненадолго. Костя почти не ел, его тошнило от одного вида пищи. — Ничего. Осталось продержаться совсем недолго. Пять дней… четыре… три… — каждый вечер подсчитывал он.

…В то утро после бессонной ночи на Костю навалился пароксизм удушья, никак не поддававшийся «Алупенту». Когда «пятнадцатисуточников» повезли на работу, Костя прилег на дощатый настил и, укрывшись пальто, попробовал вздремнуть. Но тут его начал трясти озноб, сменившийся холодным потом и какой-то прострацией. — Наверно, я простудился, лежа под форточкой, — решил Костя. Внезапно его вызвали из камеры и отвели на второй этаж здания. В кабинете рядом с начальником отделения, подполковником, он увидел мужчину лет двадцати пяти в белом халате.

— Ваша жена написала заявление, будто Вам не оказывают в КПЗ медицинскую помощь, — сказал подполковник. — Мы пригласили к Вам врача из нашего управления.

— Расскажите, что с Вами, — предложил врач. — А потом я Вас осмотрю.

— У меня астма. Здесь, в КПЗ, приступы по несколько раз в день.

В кабинет заглянул лейтенант и куда-то позвал подполковника. Врач между тем продолжал расспрос.

— Вы давно болеете? Где Вы лечились раньше?

— Около года. А лечился я у знакомого доктора, у Игоря Александровича.

— У Краевского?

— Вы его знаете?

— Ну, кто же его не знает? Он был ассистентом на кафедре, когда я проходил интернатуру.

Осмотрев и послушав Костю своей трубочкой, врач сказал: — У Вас астматический статус. Это серьезно. Я сейчас направлю Вас в больницу.

— Не надо. Мне бы только выбраться отсюда. Из дома я позвоню Игорю. Он сразу ко мне приедет и поможет.

В это время в кабинет вернулся подполковник. — Комарова нельзя оставлять в КПЗ, — сказал врач.

Подполковник, казалось, не слышал его слов, продолжая вести с кем-то неоконченный разговор: — Ну, прохиндей! Ну, гнида! — возмущался он. Вызвав дежурного, он показал рукой на Костю: — Отведите его обратно в камеру.

Костя вышел вслед за дежурным.

— Комарова надо срочно госпитализировать по витальным показаниям, — настаивал врач.

— Да забирайте его от нас! Кладите в больницу! Отпускайте совсем! Нет, ты только послушай, — перейдя вдруг на «ты», воскликнул подполковник. — Сейчас я говорил по телефону со следователем этого Комарова. Который все подстроил и