Очень! очень приличная "боярка"! Прочёл все семь книг "запоем". Не уступает качеством сюжета ни Демченко Антону, ни Плотников Сергею, ни Ильину Владимиру. Lena Stol - респект за "открытие" талантливого автора!!!
Написано на уровне детсада. Великий перерожденец и врун. По мановению руки сотня людей поднимается в воздух, а может и тысячи. В кучу собран казачий уклад вольных и реестровых казаков, княжества и рабы. 16 летний князь командует атаманами казачьего войска. Отпускает за откуп врагов, убивших его родителей. ГГ у меня вызывает чувство гадливости. Автор с ГГ развлекает нас текстами казачьих песен. Одновременно обвиняя казаков
подробнее ...
обворовывание своего князя. Читать о всемогущем колдуне и его глупых выходках и рассуждениях просто не интересно.
последний раз? — вдруг озаботился Игорь. — Года три тому? Ты был на банкете после моей защиты?
— Я тогда работал в Новосибирске.
— Ну, со свиданьицем! — Приятели выпили по стопке коньяка, закусили бутербродами с сыром и ломтиками лимона. — Сейчас я принесу горячее, — сказала Люба, выходя на кухню.
— Люба хорошо готовит. Хотя по специальности она — художник-реставратор. Искусствовед. И даже кандидат наук, — с гордостью за жену пояснил Игорь.
Горячее и вправду было очень вкусным. Приятели выпили еще по стопке. Потом еще по одной. Люба не захотела пить коньяк и наливала себе только красное вино. — Ты слышал, — вдруг спросил Игорь, — по «голосам» опять передавали про преследования какой-то Хельсинской группы?
— Слышал. И не только по «голосам». Похоже, их всех скоро пересажают.
— А зачем они выставляются? Посылают за рубеж свои обращения. Ищут защиты у наших врагов.
— Я так понимаю, — сказал Костя, — что они выступают против осуждения невинных людей. За справедливость.
— Не скажи. Вначале я тоже так думал. А потом понял: нет, тут что-то не так. Интерес какой-то свой у них есть.
— Может, у них самые благородные цели, — сказала Люба, — но объективно от их мышиной возни сплошной вред. Работает, к примеру, кто-то не один год над книгой или монографией, вот-вот она должна выйти. И тут какие-то краснобаи-диссиденты вылезают со своими обращениями. Власти в ярости, начинается очередной зажим. И — все, набор рассыпают, и вся работа идет насмарку.
— Так ведь это власти рассыпают книги и устраивают зажим. Причем же тут диссиденты?
— И всего больше пекутся о тех, кто собирается свалить за бугор. Нет, не любят они нашу Россию, — как бы подытожил сказанное Игорь. — Вот ты, к примеру, почему не подписываешь подобные обращения?
— Трушу, наверное. Сказать по правде, мне порой совестно, что я отсиживаюсь в кустах.
— Нет, ты не трус. Просто чувствуешь в глубине души, что это — чужое.
— Уж скорей чужими я чувствую нашу родную партию и правительство.
— Между прочим, моя Люба — член партии.
— Прости. Я ведь не о присутствующих. Давай сменим пластинку.
— Давай.
Выпили еще по рюмке, послушали концерт Окуджавы в магнитофонной записи. Костя стал прощаться. — Погоди, я тебя немного провожу, — сказал Игорь.
— Ты не думай что Люба такой уж ортодокс, — начал он извиняющимся тоном. — Она все понимает. Но иначе ей совсем не дали бы ходу. А в своих статьях она порой такие мысли проводит, — закачаешься. Она даже в церковь в праздники ходит. Только об этом никому ни-ни.
— Само собой.
— А знаешь, скольких диссидентов я лечу? — продолжал Игорь. — Мне, как врачу, надо лечить всех. Тут неважно партийный он или диссидент, интеллигент или работяга, иудей или эллин. Перед болезнью все равны.
— Ты мне это доказываешь? Я давно знаю, что ты настоящий врач. И преданный друг.
— Мы редко видимся, но ведь старая дружба не ржавеет.
Приятели подошли к остановке и стали прощаться. Показался автобус.
— Между прочим, — сказал Игорь, — на днях я навещу на дому одну старушку. Из ваших. У нее и стенокардия, и холецистит, и щитовидная железа не в порядке. Вот съезжу, осмотрю ее, тогда видней станет, что с ней дальше делать.
Подошел автобус. Игорь, будто вспомнив что-то, сказал: — Нам надо почаще встречаться. — И повторил: — Обязательно, чтобы, так сказать, сверять свои часы.
Костя помахал ему рукой с задней площадки.
Ночные откровения
Наташа собралась приехать только через неделю. Когда она позвонила, сказав, что выезжает, Костя заметался по квартире, — пол не подметен, в мойке немытая посуда. Приведя в порядок комнаты, заглянул в холодильник: полки пустые, яиц — и тех нет. Помчался в соседний гастроном. — Успею. А если задержусь, у Наты есть свой ключ.
Лишь только он вернулся из магазина и рассовал по полкам продукты, как прозвучал их условный двойной звонок. Закрыв за Наташей дверь, Костя еще в коридоре обнял ее, и стал ерошить и целовать волосы.
— Ты дурной. Зачем я целый час сидела в парикмахерской? Что будет с моей укладкой?
— А ты надеялась, что твоя прическа сохранится в целости?
Костя нарезал колбасу, сыр, открыл коробку конфет, положил в вазу апельсины. Вынул из холодильника «Алиготе». Но Наташа выпила только рюмку, закусив ломтиком сыра. — Не вздумай жарить яичницу. А вино и фрукты лучше поставь на журнальный столик в изголовье, — сказала она.
Окно спальни было приоткрыто, но им было так жарко, что они сбросили простыню. Ночник неярко освещал комнату. — Передай мне еще вина и очисть апельсин, — попросила Наташа.
— Ты чудесно сложена. Ожившая скульптура Родена.
— Зато от моей прически ничегошеньки не осталось.
— Не верится, что всего полтора года назад я о тебе ничего не знал, — сказал Костя.
— А много ли ты и сейчас обо мне знаешь?
— Знаю, что жить без тебя не могу.
— Это уже немало. Хотя связываться с такой, как я, рискованно. А если со мной
Последние комментарии
15 часов 16 минут назад
15 часов 17 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 2 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад