Дом на равнине [Эдгар Лоуренс Доктороу] (fb2) читать постранично, страница - 3
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (10) »
Как-то вечером мы стояли на крыльце и смотрели, как далеко-далеко за холмы садится солнце.
Тетя Дора, зачем мы здесь? — спросил я.
Я все понимаю, Эрли. Но иногда нужно запастись терпением.
Она заметила, что я смотрю на ее покрасневшие от работы руки.
На днях к нам приедет эмигрантка из Висконсина. Она будет жить в комнате за кухней.
Зачем? — спросил я. А жены этих работников, которые приезжают к нам из Ла-Виля на денек помочь? Они бы уж наверняка смогли найти деньгам применение.
Мне не нужна в доме женщина, которая сразу же растрезвонит по всему городу о том, что она здесь видит и слышит. Подумай сам, Эрли.
Пытаюсь, мам.
Тетя Дора, черт возьми.
Тетя Дора.
Да, сказала она. Особенно здесь, в этом захолустье, когда поблизости ни живой души.
На ней был свободный комбинезон, надетый прямо на голое тело, а свои густые волосы она от жары собрала в пучок.
Чувствуешь, как сладко пахнет воздух? — спросила она. Я собираюсь построить застекленную веранду и поставить туда диван и несколько кресел-качалок, чтобы мы могли со всеми удобствами любоваться, как природа разворачивает перед нами свои великолепные полотна.
Она взъерошила мои волосы. И не нужно дуться, сказала она. Я допускаю, что тебе многое здесь не нравится — этот спокойный воздух, щебечущие птички и вокруг ничего не происходит. Но мы тут по делу, Эр ли. Поверь мне.
И, конечно же, она меня убедила.
Вскоре мы купили лошадь и старомодную маленькую двухместную коляску и ездили в ней по разным делам в Ла-Виль — в банк, на почту или за продуктами. Я был и извозчиком, и конюхом. Но с лошадью мы ни в какую не могли поладить. Я даже имени ей не дал. Выглядела она ужасно: спина вогнутая, ноги, если она переходила на рысь, заплетались. Клячи, которых мне приходилось забивать на скотобойне в Чикаго, смотрелись куда лучше. Как-то раз, когда я устраивал ее в сарае на ночлег, она принялась чавкать прямо у меня над головой.
Еще одной головной болью стал Бент — помощник, которого мама взяла на постоянную работу. Как только она стала приглашать его после обеда к себе наверх, он тотчас же возомнил себя хозяином фермы. Вот что меня больше всего настораживало. И неудивительно, что однажды он нагло попытался препоручить мне одну из своих обязанностей. По- моему, это тебя наняли, заметил я в ответ. Выглядел он, как и лошадь, ужасно, словно состоял с ней в близком родстве. А его маленький рост никак не соответствовал непропорционально длинным рукам с огромными кистями.
Давай работай, сказал я ему.
Его глаза налились злобой, он схватил меня за плечо и заорал прямо в ухо: Видал я это! Да-да-да! Видал я все это и плевать хотел!
С той поры я начал придумывать возможные варианты гибели Бента-помощничка. Но он был столь беспросветно туп, что у мамы на его счет, очевидно, имелись какие-то планы, в противном случае вряд ли бы она терпела рядом с собой подобного типа. Так что мне пришлось попридержать свои кровожадные намерения.
Между тем меня стала преследовать мысль, что на ферме, затерявшейся посреди бескрайних равнин, что-то назревает. Что же не давало мне покоя? Обостренное и тревожное ожидание чего-то страшного, будто нахлынувшее на меня откуда-то из прошлого. Да. Я почуял: чему бы ни предстояло здесь случиться, это уже началось. И доказательством тому был не один только Бент-помощник. Еще были сироты. Мама взяла троих из нью-йоркского благотворительного приюта, в который собирали детей с улицы, где их мыли, одевали и отправляли на поезде в приемные семьи центральных штатов. Наши — два мальчика и девочка соответственно шести, шести и восьми лет, как значилось в бумагах, которые им дали, — казались вполне милыми ребятишками, вот только слишком уж бледными. Когда я вез их на ферму, они сидели сзади и безмолвно смотрели по сторонам.
Мы разместили их в дальней спальне на втором этаже. Они совсем не походили на мерзких детей наших чикагских соседей. Малыши были очень тихими и спокойными, если не считать редких всхлипываний по ночам. Да и вообще всегда беспрекословно нас слушались. Мама по-настоящему полюбила и Джозефа, и Кальвина, и в особенности Софи. Хотя никаких предписаний на предмет веры, в которой должны воспитываться приемные ребятишки, не существовало, а у нас самих на этот счет не было определенного мнения, каждое воскресенье мама непременно отправлялась в методистскую церковь в Ла-Виле и брала с собой всех троих, нарядив в купленные по случаю обновки. Ей явно доставляло удовольствие выставлять их напоказ — ведь тут было чем гордиться. Поскольку, как я уже знал, даже, казалось бы, самые отдаленные и недоступные уголки сельской местности имеют глаза и уши.
И, руководствуясь своим грандиозным планом, моя тетя Дора настаивала, чтобы Джозеф, Кальвин и
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (10) »
Последние комментарии
23 часов 37 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад