cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Такое часто случалось в середине дня, когда уборщица уходила, а мать Джерарда, недавно устроившаяся на неоплачиваемую общественную работу, еще не возвращалась. Они шастали по комнатам и всюду совали носы. Среди прочего интересного они обнаружили письма — одни от матери Джерарда к отцу Ребекки, другие наоборот. Стянутые резинкой, они лежали в плоской картонной коробочке в выдвижном ящике туалетного столика. Дважды, оказывается, любовная связь прерывалась. Дважды звучало прости-прощай, дважды за этим следовали признания в невозможности жить друг без друга. Они не могли ничего с собой поделать. Должны были встречаться.
— Да-а, — восхитилась Ребекка. — Пикантненько.
* * *
Воскресными вечерами после еженедельных визитов к двоим потерпевшим Джерард и Ребекка обменивались впечатлениями. Отец Джерарда готовил, стирал в машине, пылесосил, гладил рубашки, заправлял постель и полол клумбы. Мать Ребекки сидела в единственной комнате квартирки и вид имела довольно жалкий. Она подкреплялась орехами и шоколадом, не отрываясь от телевизора, и говорила, что нет смысла готовить на одну себя и что ей совершенно все равно. Свой край она держит, настаивала Ребеккина мать. «Видишь теперь, — доверительно говорила она, — почему я сказала, что не смогу о тебе заботиться? Совсем не потому, что ты мне не нужна. Ты — все, что у меня осталось. Кроме тебя, мне и жить-то незачем».
Ребекка видела отлично. В комнате матери уютом и не пахло. На тахте в углу под грязноватым розовым покрывалом бугрилась кое-как прибранная постель. Вещи, которые Ребекка помнила, хотя не знала тогда, что они именно мамины, — безделушки, чайный сервиз, две картины со средневековыми всадниками, настольная лампа, стулья, коврики на полу и, ни к селу ни к городу, гонг — увеличивали тесноту и без того тесного помещения. Губы у матери были накрашены небрежно. Одежда, которая в прошлом смотрелась очень даже ничего, теперь выглядела на ней обносками. Она наотрез отказалась от каких бы то ни было алиментов — чтобы держать свой край, утверждала она, надо стоять без костылей. Она устроилась работать в театральное кафе и без умолку говорила об актерах и актрисах, которым наливала кофе или чай. Все эти театральные дела — скука смертная, докладывала Ребекка воскресными вечерами. Раньше ей никогда не было с матерью скучно.
Отец Джерарда, всякий раз спешивший разобраться с домашними делами и поскорее заняться сыном, тоже стал теперь другим. Более серьезным. Он не рассиживал, как бывало, в гостиной, где все спотыкались о его вытянутые ноги. Знакомый мальчик однажды подучил Джерарда исподтишка развязать отцу шнурки и связать один ботинок с другим. Раньше отец не сердился, когда над ним подшучивали; в том, что это и теперь так, Джерард не был уверен.
— Она сказала, у нее было три выкидыша, — донесла Ребекка. — А я и не знала.
Джерард не очень хорошо понимал, что такое выкидыш, и Ребекка, понимавшая это лучше, но ненамного, объяснила, что это когда ребенок появляется слишком рано — склизкий комок, и только.
— А я вот думаю, может, меня усыновили, — поделился с ней размышлением Джерард.
В следующий выходной он спросил отца, и тот заверил его, что нет. Отец сказал, что мать не хотела рожать второго ребенка, но по его тону Джерард заключил, что она вообще не хотела детей.
— Я — ошибка, — заявил он, когда они с Ребеккой опять остались наедине.
Ребекка сказала, что, вероятно, так оно и есть. Он должен радоваться тому, что не выскочил склизким комком.
— Давай ты будешь детективом, — сказала она.
Джерард постучал по паркету костяшками пальцев, Ребекка открыла и закрыла дверь.
— Что вам нужно?
— Я детектив этого отеля, мадам.
— С какой стати ко мне?
— Я вам объясню, с какой стати. С такой, что вы и ваш любезный друг — не мистер и миссис Смит, как вы записались в журнале постояльцев.
— Мы мистер и миссис Смит, кто же еще.
— Тогда я хотел бы переговорить с мистером Смитом, мадам.
— Он в ванной.
— Итак, вы категорически утверждаете, что вас зовут миссис Смит, мадам? И что вы и мужчина, находящийся в ванной, — муж и жена?
— Несомненно.
— И вы категорически утверждаете, что не имеете отношения к проституции?
— Что за бред!
— Что ж, выходит, я обознался. Примите мои извинения, мадам. В наши дни в «Гран-паласе» кто только не трется.
— Понимаю и не в обиде. Ограждать публику — дело святое.
— Были времена, когда в «Гран-паласе» останавливались только особы королевской крови. Я тогда познакомился с королем Греции.
— Надо же.
— Он был чрезвычайно снисходителен к людским оплошностям. Спасибо вам большое, мадам.
— Может быть, выпьете коктейль? Скажем, бэбишам со льдом?
— С удовольствием. И знаете, мадам…
— Говорите, я слушаю вас.
— Действуйте в духе вашей профессии.
* * *
— Крохотный братишка, — сообщила им мать Джерарда. — Или, может быть, сестренка.
Спрашивать, не ошибка ли это опять,
Последние комментарии
28 минут 31 секунд назад
4 часов 21 минут назад
4 часов 26 минут назад
9 часов 46 минут назад
1 день 21 часов назад
2 дней 5 часов назад