Эльдорадо [Николай Юрьевич Климонтович] (fb2) читать постранично, страница - 3

неудобствам, обустроиться малым и — главное — вдыхать полной грудью счастье каждой затяжки, каждого глотка подмороженного уже свежего воздуха, млеть под всяким теплым солнечным лучом. Было чувство парения и истомы, как при начале не смертельной болезни. Тут-то к нам и подсел Слесарь, неизвестно как на нас набредший:

— Закурим, студенты?

И он достал из кармана штанов поллитра, из другого — черный хлеб, из-за пазухи банку от сгущенного молока с обрезанными и оббитыми краями. Мы даже не удивились тому, откуда взялась у него водка, столь естествен был его жест, вытащили заначенные кучи рассыпных сигарет. Биолог не пил, Слесарь не настаивал, банка пошла по кругу, мы трое по очереди залпом выпили по дозе, и в бутылке осталась ровно половина. Зажевали хлебом. Слесарь, смачно закурив, сказал:

— Во всем есть своя наука.

Никто не спорил.

Он заговорил о стояках, хомутах, давлении, вентилях и манометрах, а мы кивали, и он с удовольствием видел, что ни один из нас ни звука не понимает. Молчал и мой приятель-философ, хоть и был скор на язык. — А помните, в Москву к Никите Фидель Кастро приезжал? — спросил Слесарь.

Мы смутно помнили, хоть и не улавливали связи между историческим визитом и сантехническим ремеслом, а биолог, как оказалось, даже встречал героя цветами на Ленинском проспекте — в качестве отличника в составе делегации своего седьмого класса.

— Так вот, был у нас инженер в домоуправлении. Въедливый мужик но справедливый. И надо ж было такому случиться, что в одном доме по Мичуринскому, в панельной белой башне, как раз тогда в подвале провало горячую трубу. Ну, натурально, весь подвал залило под завязку, а тут Кастро! Пар валит из-под дома, хоть и начало лета было на дворе, даже жарковато. Надо бы вентиль перекрыть, но только он там, глубоко, в кипятке. не достанешь.

— А почему Кастро? — спросил Биолог на правах старшего и наиболее бывалого из слушателей.

— Кастро как раз тогда приезжал, — пояснил Слесарь, — как раз на другой день.

— На Мичуринский? — спросил биолог.

— Ну да, в Москву, Никита его пригласил. Так вот, слышь, инженер этот ко мне: мол, так и так, Юрик, исторический визит, а тут, бля, пар валит из-под башни, а вентиль, бля, кипятком затопило. В другое время, конечно, он отключил бы все четыре дома, а сейчас как отключишь, жильцы будут недовольны без горячей воды, хай поднимут, т акое вот дело…

Слесарь сделал паузу и будто закручинился. Никто вопросов больше не задавал, столь поразила нас эта эпическая картина чрезвычайной сантехнической ситуации на исторически-политическом фоне: лысый Никита, бородатый Фидель, американы — но пасаран, черно-белая кинохроника, пионерки с цветами и панельная башня, из-под которой валит клубами горячий пар; и где-то там, вдалеке, одинокий в океане, далекий и родной, революционный остров.

— Нырять надо, — продолжал рассказчик, — с разводным ключом, иначе никак. Как же ты нырнешь, мне кореш говорит, тоже по сантехнике, ты там сваришься на хуй. Это верно, инженер говорит, а если помпой. А куда сливать, говорю, подумал, и потом она ж прет, бля, и помпой ее хуй возьмешь. Инженер, конечно, соглашается, а в подвале кипятка уж по горло, на треть до потолка не достает. Вот, говорю, идея, тяни сюда, Сява, шланг с холодной водой от другого подвала и термометр. А чего тебе термометр, кореш говорит. Надо, говорю, а инженер не встревает, он меня знает, ждет, значит, чего будет. Ну, стал я холодную воду в тот подвал закачивать. Снизу горячая прет, а я ее холодной разбавляю. Вижу, как будто пару меньше стало. Сую термометр, ну, что-то возле семидесяти. Я корешу велю холодку подбавить, а сам раздеваюсь до трусов, беру разводной. Подождал, когда ниже шестидесяти стало, как в бане, и бух туда. Конечно, ничего не видно, муть, по поверхности пустая посуда с закуской плавает, крысы вареные, но я-то нашу систему, как свою бабу, наощупь знаю. Правда, с первого раза не получилось. Но со второго, бля, зацепил ключом, вынырнул, опять туда, как, бля, водолаз, подтянул, нажал, опять наверх. Воздуха глотнул — пошел вниз, нажал, опять всплыл. И так раз с десяток, чуть не захлебнулся, дряни наглотался, иди, говорю инженеру, за пузырем для дезинфекции… Так, значит, и перекрыл, — закончил Слесарь и взялся за недопитую бутыль.

Мы молчали, пока он наливал. Но решительно отказались пить первыми из уважения к подвигу. — Ну, будем, — сказал Слесарь и допил свое. Закусил черной коркой, потом растопырил лапу и сгробастал ворох сигарет, лежавших перед нами на перевернутом ящике. Сунул за пазуху.

— И что? — спросил биолог.

— Пошел, куда денется..

— Нет, что Кастро-то? — продолжал наседать тот, видно потому, что ведь это он тогда встречал кубинского вождя, и до сих пор чувствовал известную ответственность за исход визита.

— А что Кастро. Ему-то хуй ли: выпил свое в Кремле и обратно на Кубу, — объяснил Слесарь. — Давай, добивай, сейчас обратно в пансионат погоним…

Мы втроем разобрали сигареты с тем, чтобы раздать каждому из нашей