Трофеи Пойнтона [Генри Джеймс] (fb2) читать постранично, страница - 2

единую для обеих потребность бежать прочь из этого дома. Необычайная привязанность, как ее позднее окрестили, которую миссис Герет суждено было испытать к Фледе Ветч, началась, в сущности, с этого открытия: бедное дитя инстинктивно пустилось в бегство даже прежде ее самой! И то, что бедное дитя с не меньшим проворством почуяло, насколько далеко ей позволено зайти, проявилось тотчас в бесконечной доверчивости первых сорвавшихся у нее с языка слов:

— Какое уродство, правда?

— Чудовищно, чудовищно! — воскликнула миссис Герет, рассмеявшись. — И какое удовольствие наконец сказать это вслух! — Про себя она считала, что ей удается, всемерно к тому стремясь, хранить в тайне свою нелепую причуду — ощущать себя несчастной рядом с уродством. Причина крылась в страсти ко всему изысканному, но страсть эту, как ей казалось, она никогда не выставляла напоказ и не кичилась ею, довольствуясь тем, что позволяла ей неприметно направлять свои шаги, памятуя неизменно о том, что беззаветная преданность, как мало что еще, творится в безмолвии. И потому ее так поразило, насколько безошибочно эта хрупкая девушка сразу нащупала ее тайную пружину. Что же до «уродливого» и «чудовищного», то речь шла о неизбывном уродстве Уотербата — именно этот феномен стал предметом обсуждения наших дам, пока они, сидя в тенистой прохладе, черпали отдохновение в огромном безмятежном небе. Уродство здешнего дома было фундаментальным и систематическим — и являлось следствием какого-то врожденного изъяна Бригстоков: самый принцип вкуса каким-то непостижимым образом был напрочь исключен из их естества. В обустройстве Уотербата действовал иной принцип, и действовал на диво активно, хотя постичь его или хотя бы выявить не представлялось возможным; последствия его воздействия казались весьма удручающими, они обретали форму всеобъемлющей безысходности. Дом, по правде сказать, и сам был неказист, но, может, и сошел бы на худой конец, если бы только его оставили как есть. Но таковая спасительная милость была его хозяевам неведома: несчастный дом задыхался от фанфаронских украшений и образчиков доморощенного искусства, от нелепой, оскорбляющей глаз лепнины и гроздьями свисавших драпировок, от безделушек, которые разве только горничным дарить на добрую память, от туалетных принадлежностей, которыми разве только слепцов награждать. С коврами и портьерами хозяева не знали никакого удержу: их вел безошибочный инстинкт губить все, к чему они ни прикасались; рок владел ими с такой жестокой силой, что в конце концов они выступали фигурами едва ли не трагическими. Их гостиная, призналась, понизив голос, миссис Герет, вогнала ее в краску… Тут каждая из новообретенных приятельниц поведала другой, что, уединившись в отведенном ей покое, не могла сдержать слез. У старшей комнату украшала серия юмористических акварелей, милая семейная шутка семейного же гения, а младшей досталось любоваться сувениром с какой-то юбилейной выставки, который у обеих дам вызвал содрогание. Дом был, как нарочно, напичкан сувенирами из разных мест, в своем уродстве его даже превосходивших, — напоминаниями о том, о чем ради всех святых лучше бы поскорее забыть. А главным кошмаром был лак, акры и акры чего-то гадко пахнущего, чем здесь было вымазано абсолютно всё: Фледа Ветч нимало не сомневалась, что покрывать все поверхности лаком, причем собственноручно, весело толкая друг друга в бок, составляло главную забаву Бригстоков в дождливые дни.

Когда же в своей критике они продвинулись еще глубже и Фледа вскользь заметила, что найдутся, вероятно, желающие разглядеть в Моне нечто заслуживающее внимания, миссис Герет тотчас оборвала ее протестующим возгласом или скорее выразительным стоном: «Только не это!» Мона была старшей из трех сестер, и именно на ее счет у миссис Герет были самые большие подозрения. Она доверительно поведала юной приятельнице, что подозрение и привело ее в Уотербат; поскольку такое признание завело миссис Герет чересчур далеко, она тут же как за спасительную соломинку, как за противоядие ухватились за мысль, что, может быть, эта девушка, случайная собеседница, ей пригодится. Во всяком случае, ее собственная излишняя, как ей почудилось, откровенность заставила миссис Герет с новой остротой ощутить всю силу пережитого потрясения, спросить себя, холодея от страха, ужели судьба и правда замыслила наградить ее невесткой, воспитанной в эдаком месте. Она имела счастье лицезреть Мону здесь, в ее родной стихии, и она видела, как Оуэн, большой, красивый, породистый, возле нее увивался; однако впечатление от тех первых часов, по счастью, было не таково, чтобы совершенно омрачить перспективу. Теперь для нее стало еще очевиднее, что она никогда не сумеет принять Мону, но ведь еще далеко не факт, что Оуэн ее об этом попросит. За обедом он сидел с какой-то другой девицей, да и после был занят беседой с миссис Фермин, ужасной, как и все прочие, но, слава Богу, замужней дамой. Его дородность, которую она, по своей