«Я заклинаю вас не поддаваться сну» [Жюльен Грак] (fb2) читать постранично, страница - 2

биографы писателя, с этого времени он больше никогда не проявлял политической активности, всецело отдавшись преподаванию и литературной деятельности.

«Странная война» привела Грака, мобилизованного в армию, на самую границу с Бельгией, во Фландрию, куда он в свою очередь приведет героев романа «Балкон в лесу». Освобожденный в 1941 году из плена, Грак возвращается к преподаванию сначала в Кане, затем с 1947 года до выхода в отставку в 1970 году — в парижском лицее Клода Бернара. Одна за другой появляются книги Грака, его эссе, сборники статей «Мое любимое чтение» («Préférences», 1961), «За чтением и писанием» («En lisant, en écrivant», 1981), том кратких заметок, опубликованных под общим названием «Lettrines» (1967, 1974).

История послевоенного творчества Грака (а оно целиком, за исключением романа «В замке Арголь», относится к этому периоду) неизбежно ставит перед исследователем вопрос, в чем причина того, что писатель обратился к опыту сюрреалистической литературы, точнее, к определенным ее аспектам (прежде всего к тем, на которые мы, рассуждая о сюрреализме, обращали меньше всего внимания) тогда, когда интерес к сюрреализму во Франции угасал; почему с такой решительностью осудил он современную ему литературную жизнь Франции, а в том, что это именно так, не оставляет ни малейшего сомнения резкий памфлет «Вкусовая литература» («La littérature à I'estomac», 1950). Обращаясь к сюрреализму, Грак, несомненно, отдавал себе отчет в том, что изначальные связи этого течения с политическими и социальными событиями эпохи либо уже утрачены, либо приобрели явно неактуальный и даже идущий вразрез с требованиями времени характер, что и объясняет нам нападки на сюрреализм со стороны Роже Вайяна («Сюрреализм против революции»), Жана Поля Сартра (эссе «Что такое литература»), возражения Альбера Камю и ряда других вовлеченных в политическую борьбу писателей. Собственно говоря, эти связи Грака вообще не интересовали. Его интересовало нечто иное.

В памфлете «Вкусовая литература», встреченном если не с возмущением, то с настороженным недоумением собратьями Грака по перу и большой частью читателей, Грак утверждает, что современная литература в значительной степени дискредитировала себя. Об этом, но с иных, нежели Грак, позиций, в сущности, говорили многие: тот же Сартр, Руа, Бланшо, Кюртис, и не только они. Литература не была в силах предотвратить ни войну, ни фашизм, ни дать окрыляющую послевоенный мир истину измученному войной человечеству. После освобождения, полагает Грак, читающая публика ожидала от литературы чего-то необыкновенного, пророческого, она верила в приход мессии; вместо этого литература оказалась разделенной на непримиримые и замкнутые группы прежде всего по политическому или идеологическому принципу. Так, с одной стороны, это были Жид, Клодель, Бретон, Сартр, Мальро, Камю; с другой — Арагон, Триоле, Канапа, Гильвик, Лаффит и т. д.

Можно было бы, разумеется, спорить о критериях такого отбора и о досадных «пропусках», которые в данном случае Грак допускает (почему, в частности, в предлагаемых им перечнях нет Поля Элюара, поэта-коммуниста, и в каком «лагере», по мнению Грака, он оказался бы?)^[1]. В одном автор памфлета отчасти прав: во второй группе многие писатели словно отбросили в сторону заботу об эстетической стороне дела (и это прекрасно понимали такие писатели, как Луи Арагон или Эльза Триоле). Литературу оттеснили политика и идеологические соображения. Место настоящей критики заняли салонные сплетни, разного рода слухи, мнения, создающие и разрушающие литературные репутации. О литературе много говорят, ее мало читают (как мы помним, об этом блестяще поведала Натали Саррот в знаменитых «Золотых плодах»). Литература (и не только во Франции) стала средством сведения счетов, отражением политических страстей, обреченных на забвение. В «Заметках» Грак не без яда писал: «После доклада Хрущева часть французской литературы последних тридцати лет, причем не такая уж маленькая, стала хранилищем, полным увядших любовных писем».

Суровую критику современников Грак продолжает и позже. В прочитанной им лекции «Почему литературе трудно дышать» (1960) возражения с его стороны вызывает новый роман, литература, из которой человек изгнан, подменен окружающими его предметами и которая похваляется этим! Происходит чрезмерное увлечение техникой письма, формальными приемами, обедняющее литературу (Грак готов признать, что этим грешили и сюрреалисты).

Преходящесть, эфемерный характер современной литературы, обслуживающей сиюминутные потребности и узкогрупповые интересы, по мнению Грака, — это то, что делает ее неприемлемой в его глазах, но в таком отношении к ней содержится и частичный ответ на поставленный выше вопрос о месте сюрреализма в творческих исканиях писателя.

Сюрреализм для Грака — не застывшая доктрина, не умозрительная литературная теория, а способ, образ жизни, особое отношение к ней, возможность ее преобразования с помощью