«Если», 2000 № 09 [Владимир Гаков] (fb2) читать постранично, страница - 2

до вялости, будто это он, а не Мэллар бодрствовал Бог знает сколько ночей.

— Снимай шлем! — снова крикнул Мэллар. — Здесь безопасно. Этим только через пищу заражаются.

— Позавчера, на связи, ты о пище не говорил.

— Позавчера я и сам не знал. До анализов руки не доходили. А потом, ведь наш Диагност старый, чиненый-перечиненный… Через пищу, точно, — уже нормальным голосом сказал Мэллар и подумал:

«Какого черта, неужели это было только позавчера?»

— А ты, значит, не заразился? Иммунитет?

— Какой там иммунитет, что ты. Организм просто такой.

В другое время он обязательно бы добавил, что разнесчастный его организм всеми, наверное, на свете болезнями переболел, только в очень слабой форме, но-в основном благодаря омоложениям — обвыкся и даже экзотику вроде теперешней воспринимает довольно вяло, во всяком случае, жить можно, а что суставы болят, что в ногах, да и во всем теле странные ощущения, так это… он все это мог бы сказать Пилоту, но тот его перебил (с насмешкой, показалось Мэллару):

— Ах да, твой организм!

Непонятно почему, но дважды омоложенными всегда брезгуют. Особенно молодые.

И Мэллар промолчал, униженный. Сутулый, некрасивый, небритый, тощий, в этом своем вечном огромном сером пальто с темно-синей бархатной оторочкой и круглыми магнитными пуговицами, в старых исцарапанных ботинках с квадратными по древней моде носами, дрожащий от холода и недосыпания, он был «тьфу» против Пилота — настоящей, даже чересчур настоящей, черт побери, космической акулы.

«Ах да, твой организм!»

Убить бы его за это «ах да»!

Как он ненавидел порой свой организм, да и себя заодно — за эти два омоложения. Дважды омоложенные редко встречаются в Метрополии, Мэллар прежде не понимал почему, да и вопросом таким не задавался. Хотя, казалось бы, странно — ведь это так естественно пройти совсем несложную процедуру, как только почувствуешь приближение старости. Странным было и то внутреннее сопротивление, которое он испытывал, решаясь на очередное омоложение — словно бы делал что-то гадкое, неприличное… И потом, бывало, что-то вроде вины чувствовал, когда на него смотрели этим самым взглядом, чтоб тебе…

— Им очень плохо, — сказал Мэллар, но Пилот из-за ветра не услышал, и тогда Мэллар повторил громче: — Им совсем плохо, я говорю! Им новые скелеты нужны! Прямо сейчас.

Но Пилот снял наконец шлем; он проделал это так же медленно, как и все, что делал сегодня под внимательным взглядом Мэллара; пожалуй, даже медленней, чем это требовалось, чтобы показать свое превосходство (и в этом промахе угадывался ребенок). Он прижал к шлему ладони, забранные черными губчатыми перчатками, чуть покачал его из стороны в сторону и снял — будто снял голову. И замер со шлемом в правой руке, и осторожно вдохнул первый глоток стопарижского воздуха.

А Мэллар облегченно выдохнул.

— Индекс потребности в синаконе — девяносто семь, — сказал Пилот тонким голосом, совсем не тем, каким говорил его костюм.

— Ну, во-первых, девяносто шесть и одна, а во-вторых… — начал Мэллар, но Пилот его перебил:

— Девяносто семь. Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь, что при таком уровне просто не может быть никаких «во-вторых»?

Очень хотелось Мэллару сказать, что да, конечно, он понимает, но плевать ему на все эти индексы потребностей какой-то там далекой Земли и вообще всей Метрополии, когда рядом твои умирающие друзья. Пусть все они разные, пусть и не так хороши, как того требует кодекс морали и чести, но когда им ужасно плохо и единственное, что ты можешь для них сделать — это наплевать на все индексы, все потребности… и все же тот самый кодекс морали и чести запрещал ему говорить прямо, нужно было к этому индексу отнестись с пиететом. И поэтому Мэллар промолчал, только еще сильнее сузил глаза, словно его кто-то больно ударил. Еще Мэллару хотелось в который раз сказать этому дурню-Пилоту, что они не доживут до спасательного катера, слишком долго ждать. Да и чего говорить — Пилот знал. Но больше всего Мэллар хотел спать.

— Так что там с загрузкой? — спросил Пилот.

Он смотрел на Мэллара с плохо скрытой брезгливостью — сказывались предрассудки Центра. И с легкой, до конца не осознанной опаской смотрел — пусть усталый и пустой старикашка, но какой-то очень спокойный…

— Все готово. Только давай сначала решим с нами. В удивлении Пилот вытаращил глаза. Несколько долгих секунд они стояли друг против друга, вслушиваясь в монотонный свист ветра.

— Что значит «все готово»? Сколько тюков?

— Норма, — усмехнулся Мэллар.

Пилот даже растерялся. Маленькая головка, прилепленная к костюму. На фоне коричневых гор и жестких изломанных ветвей.

— Кто же это… Ведь больные же…

Его голос слышался еле-еле. Не костюмный голос, у которого даже шепот гремит.

— Все в порядке, норма, — переполненный презрением к себе и гордостью за себя, ответил Мэллар. — Ну, не так чтобы совсем норма, кондиции не те, но это ладно. Это у вас --">