Новый мир, 2005 № 03 [Ревекка Марковна Фрумкина] (fb2) читать постранично, страница - 167

Данный материал (книга) создан автором(-ами) «Людмила Евгеньевна Улицкая» выполняющим(-и) функции иностранного агента. Возрастное ограничение 18+

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сергеевич Аверинцев. — “Вопросы литературы”, 2004, № 6, ноябрь — декабрь.

Новую журнальную рубрику решили открыть именем Аверинцева (1937 — 2004) еще и потому, что “его кончина стала дополнительным — грустным и вместе с тем исполненным значения — поводом для подобного разговора”.

Вводная статья и четыре текста, объединенных в воспоминания и размышления, — сиречь выступления на вечерах памяти.

Профессора В. Зусман и З. Кирнозе поделили свое предваряющее блок повествование “Диалогическое измерение” на главы: “„Заградительная стена” семьи”, “„…История реальна только в человеке””, “Имманентная поэтика литературы”, “Внутренний диалог”, “Парадокс рационализма”, “О юморе”, “О константах” и др.

“…Особо помнится один эпизод из празднования в Московском педагогическом институте в 1978 году 75-летнего юбилея Алексея Федоровича Лосева.

Юбилей начался как будто в противовес тому, чего все ожидали. Чиновник из министерства по бумажке произнес казенные слова о награждении юбиляра значком почетного учителя. Какие-то благодарности и грамоты последовали от кафедр общественных наук. А. Ф. Лосев словно делался все неподвижнее, все более похожим на изваяние. Напряжение разрядили грузины, выкатившие на сцену бочонок вина и наконец произнесшие настоящие слова о великом ученом и великом философе. Атмосфера словно разрядилась, когда прозвучали приветствия от зарубежных академий. Но тут встал ученик — Сергей Аверинцев. Звонким голосом он начал речь на латыни, потом перешел на древнегреческий. Лосев ответил ему тоже на языке Вергилия. И зал замер. Это был высокий диалог на равных” (глава “Учителя”).

“Диалог между теологией и искусством Аверинцев видит не в их разрыве, а во взаимной услышанности, не умаляющей значения ни одного из голосов и образующей единство слитного и раздельного, тот круг, который является одним из канонических определений Бога” (глава “Библеистика”).

Из текста выступления Сергея Бочарова на вечере памяти С. А. — о малой христианской прозе ученого и его проповедничестве: “Этот филолог был светский проповедник, в выступлениях на разные темы походя формулировавший уроки поведения, когда говорил, например, о том, что у дьявола две руки и он всегда предлагает нам ложный выбор, который не надо делать, — скажем, между либерализмом и патриотизмом, какой нам нынешними идейными сюжетами постоянно навязывается. Небожитель Аверинцев в этих сюжетах достаточно трезво ориентировался и давал свои ответы на актуальные вызовы, когда называл себя средиземноморским почвенником…” “Я расскажу вам еще один смешной случай <…>, — вспоминал Евгений Пастернак. — Это было, когда С. С. был уже человеком крещеным. Мы (Е. Б. и Е. В. Пастернак. — П. К. ) крестились еще позже, чем он. С. С. сказал тогда нам: „Когда вы попадете в церковь, то сначала вам покажется, что вы попали совсем не туда. Но это пройдет””.

Философ В. Бибихин поделился отрывками из своих дневников разных лет, а Г. Кнабе очертил круг “аверинцевских” тем и идей, связанных с “христианским аристотелизмом”.

Роза Харитонова. “Солнце делает людей красивыми и честными”. Вспоминая Юрия Коваля. — “Знамя”, 2004, № 12.

Тут публикуется “эпистолярный дневник” Коваля, девятнадцатилетнего студента: “В вагоне поздние лыжники мажут жидкой мазью стертые лыжатины. Один, в очках, сказал девушке с зеркальными глазами заветное слово: „Консистенция”. Это он про погоду и про лыжную мазь. Я смеюсь в Виталия Бианки. Он заметил и холодно взглянул на мою ногу, которая вся лежит на лавке. Она побаливает… За окном торчат мундштуки дымных заводских труб”.

Завершает публикацию позднее послание, написанное в часы бессонницы: “Я знаю, что еще один человек сидит так, как я, на кухне и не может заснуть. Это Белла Ахатовна (Ахмадулина. — П. К. ). Она пишет предисловие к моему „Суер-Выеру”…”.

А. П. Шестопалов. Николай Алексеевич Милютин. — “Вопросы истории”, 2004, № 12.

В неизменной рубрике “Исторические портреты” — портрет крупного российского преобразователя, начавшего свою деятельность с выработки нового Городового положения (Милютину тогда было 30 лет) и вошедшего в Большую историю разработчиком теоретической части крестьянской реформы 1861 года. Подчиненные и коллеги восхищались его цельностью и государственным умом, начальство с трудом терпело за ярко выраженные либеральные идеи и неверие в “реформаторские потенции дворян-помещиков”. Будучи крупным госчиновником, Милютин пережил и “почетную отставку”, и “командировку” в мятежную Польшу. Разработав для поляков свой вариант масштабных крестьянских преобразований, наш реформатор был наконец по достоинству оценен “прозревшим” императором, получил орден Белого орла и свалился от апоплексического удара.

“За несколько недель перед смертью, в минуту облегчения, в беседе с