Тень Александра [Фредерик Неваль] (fb2) читать постранично, страница - 2

изменить его.

— Этти…

Прозвенел резкий звонок, и я подскочил, чуть не опрокинув рамку с фотографией. Заметить на будущее: надо сменить телефон.

— Алло? — произнес я с бьющимся сердцем.

— Мор? Я тебя разбудил? Ты хорошо сделаешь, если поспешишь, получили целый контейнер горючего для продвижения вперед.

— Кто дал тебе мой телефон, Ганс? — недовольно спросил я.

— Плевать, приходи, говорю тебе!

— Что там?

Детский смешок и несколько ругательств.

— Увидишь!

Вздохнув, я положил трубку. Что еще придумал этот безмозглый мальчишка?

С рюкзаком за спиной я вышел из своей квартиры на улице Ришелье — спасибо папа, известному специалисту по Азии, которому его книги и телевизионные передачи позволили подарить нам, мне и Этти, эту кокетливую квартирку к нашему двадцатилетию, — и забрал свою корреспонденцию у мадам Ризоти, консьержки дома. Было около одиннадцати часов, и приятный запах рагу, которое томилось на медленном огне, заполнял каморку. Все годы, что я ее знал, а тому уже пятнадцать лет, бедная женщина треть своего времени проводит за готовкой, вторую треть — в ожидании прихода рабочего из товарищества владельцев квартир, который — она в этом была убеждена — установит почтовые ящики, чтобы ей не приходилось больше заниматься корреспонденцией, а последнюю треть — сплетничая с мадам Фреон, вдовой с третьего этажа.

Я распечатал свою корреспонденцию прямо при ней и выбросил рекламные проспекты и письма из музеев Франции в мусорную корзину.

— Подождите, мсье Лафет, — пропищала она тоненьким, как у канарейки, голоском, — для вас есть еще пакет.

Она не спеша — чтобы продлить томительное ожидание? — прошла в свою каморку и вернулась, держа в руках маленький пакет с берлинским штампом.

— Это от мсье Лафета-отца, я полагаю, — сказала она, потирая свои маленькие розовые ручки.

Она очень любила так называть папа, мне же присвоила титул «мсье Лафет-сын» в тот день, когда увидела «мсье Лафета-отца» в восьмичасовых вечерних новостях по случаю выхода в свет его «кирпича» об Индии. В тот день в глазах мадам Ризоти мы стали важными персонами, достойными в ее табели о рангах стоять в одном ряду с известными актерами и коронованными особами. Недели через две я наплел ей, что во время Французской революции нам пришлось изменить нашу аристократическую фамилию де Ла Фет на Лафет, чтобы избежать преследований. Я нарисовал ей патетическую картину того, как мои предки шли босые по снегу, сжимая замерзшими руками фамильные гербы, — «вы знаете, мадам Ризоти, тогда в июле было дьявольски холодно». Этти больше месяца корил меня за то, что я так разыграл эту кумушку, хотя боги знали, как славная Ризоти ненавидит его.

— Надо бы сказать мсье Этти, чтобы он не открывал окна, когда готовит свои пакистанские кушанья. Соседи жалуются на запах. Он не у себя на родине.

— А мне запах карри^[3] не кажется неприятным, мадам Ризоти, и уже в который раз говорю вам: Этти не пакистанец.

— Эти люди, вы же знаете, все на одно лицо.

— То же самое Этти думает о европейцах…

— Мсье Лафет-отец в полном здравии? — спросила она, с любопытством следя за моими пальцами.

Не ответив, я бросил обертку и шпагат в ее мусорную корзину.

— Как же это прекрасно — вот так путешествовать. Мой сын в прошлом году побывал в Нью-Йорке, по делам. Он получил повышение по службе, я вам уже говорила это?

— Восемь или десять раз, только на этой неделе.

В пакете оказалось нечто спутанное из рыжей шерсти и веревки, испускающее запах плесени.

— О, очередная выдумка папа…

— Что это? Маленькая маска? Африканская?

Я с обольстительной улыбкой протянул это ей.

— Что-то вроде… Вам нравится? Я вам ее дарю.

— О, мсье Лафет, нет! Это же подарок мсье Лафета-отца! Я не…

— Полно, — настаивал я как истинный обольститель. — Вы обидите меня, если откажетесь. Знаете, это старинная вещица. Могу заверить вас, что ни у кого в квартале нет ничего подобного. Каждая такая вещь уникальна, и она приносит счастье. Возьмите, прикрепите ее за шерстинки над кассой. В общем, за волосы…

Счастливая, она схватила кнопку и прикрепила подарок папа в холле у входа в швейцарскую, на самом виду.

— Мсье Лафет, — жеманно сказала она, — право, у меня просто нет слов… Право, я так тронута… Из чего она сделана? Похоже, что из терракоты, или нет?

— Кустарное производство. Рецепт держится в тайне, — добавил я, подмигнув.

— О!

Опаздывая на добрых два часа, я отправился в Лувр, оставив мадам Ризоти восторгаться своей «древностью». Подарить мне в память о своих путешествиях маленькую голову… вылитый портрет Антуана Лафета!

Был конец июня, солнце шпарило вовсю, и я не без удовольствия вошел в кондиционированную прохладу Лувра. Высокие просторные коридоры всегда вызывали у меня мысли о нерациональности их использования. Столько голых стен, слишком широких проходов, в то время как целые коллекции