Женская война [Александр Дюма] (fb2) читать постранично, страница - 6

документ.

— Куда вы теперь поедете? — спросил Ковиньяк.

— Мне нужно на правый берег.

— А мне на левый, — отвечал Ковиньяк.

— Как же нам быть? Мои люди на том берегу, куда вы едете, а ваши на том, куда я отправляюсь.

— Что ж? Дело очень просто: пришлите мне моих людей в вашей лодке, а я пришлю вам ваших людей в моей.

— У вас быстрый и изобретательный ум.

— Я родился полководцем, — сказал Ковиньяк.

— Вы уже полководец.

— Да, правда, я и забыл о своей армии.

Незнакомец приказал изонскому перевозчику направляться к противоположному берегу, к рощице, которая тянулась до самой дороги.

Ковиньяк, ждавший, может быть, измены, приподнялся и следил за стариком глазами, держа пистолет в руке и готовясь выстрелить при малейшем подозрительном движении синего плаща. Но старик не удостоил даже заметить эту недоверчивость, с настоящею или притворною беспечностью повернулся к юноше спиною, начал читать письмо и скоро совершенно предался чтению.

— Не забудьте часа свидания! — закричал Ковиньяк. — Сегодня вечером, в восемь часов.

Незнакомец не отвечал, казалось, даже не слыхал слов Ковиньяка.

— Ах, — сказал Ковиньяк вполголоса, поглаживая дуло пистолета, если бы я хотел, то мог бы освободить наследство Гиеннского губернатора и прекратить междоусобную войну! Но если герцог д'Эпернон погибнет, к чему послужит мне его бланк? Если прекратятся междоусобицы, чем стану я жить? Ах! Иногда мне кажется, что я схожу с ума! Да здравствует герцог д'Эпернон и междоусобная война! Ну, лодочник, за весла и греби хорошенько: не надобно заставлять вельможу ждать его свиты.

Через минуту Ковиньяк пристал к левому берегу Дордони, в то время как синий плащ отправлял Фергюзона и его товарищей в лодке изонского перевозчика. Ковиньяк не хотел показаться неаккуратным и приказал своему лодочнику перевезти свиту незнакомца на правый берег. Оба отряда встретились на середине реки и учтиво обменялись поклонами, потом приехали к тем пунктам, где их ждали. Тут синий плащ отправился в рощу, которая тянулась от берега к большой дороге, а Ковиньяк, предводительствуя своему отряду, поехал к Изону.

III

Через полчаса после этой сцены то же окно гостиницы, которое прежде захлопнулось так шумно, осторожно отворилось. Из него выглянул молодой человек, посмотрел направо и налево. Ему было лет шестнадцать или восемнадцать, он был одет в черное платье с широкими манжетками по тогдашней моде. Его маленькая и пухленькая рука нетерпеливо сжимала замшевые перчатки, шитые по швам, светло-серая шляпа с длинным голубым пером прикрывала его длинные золотистые волосы, красиво обвивавшие овальное лицо, чрезвычайно белое, с розовыми губками и черными бровями. Но вся эта прелесть, по которой юношу можно было считать первым красавцем, теперь исчезла под тенью дурного расположения духа. Оно происходило, вероятно, от бесполезного ожидания, потому что юноша жадными глазами осматривал дорогу, уже покрывавшуюся вечерним сумраком.

От нетерпения он бил перчатками по левой руке. Услышав этот шум, Бискарро, все еще щипавший куропаток, поднял голову, снял фуражку и спросил:

— В котором часу угодно вам ужинать? Все готово, жду только вашего приказания.

— Вы знаете, что я один не стану ужинать и жду товарища. Когда увидите его, можете подавать кушанье.

— Ах, милостивый государь, — сказал Бискарро, — не хочу порицать вашего товарища, он может приехать и не приехать, как ему угодно, но, все-таки, заставлять ждать себя — предурная привычка.

— Но у него нет этой привычки, и я удивляюсь, что он так долго не едет.

— А я более нежели удивляюсь, я огорчаюсь его промедлением: жаркое пережарится.

— Так снимите его с вертела.

— Тогда оно остынет.

— Изжарьте новую куропатку.

— Она не дожарится.

— В таком случае, друг мой, делайте, что вам угодно, — сказал молодой человек, невольно улыбаясь при виде отчаяния трактирщика. — Предоставляю решение вопроса вашей опытности и мудрости.

— Никакая мудрость в свете, — ответил трактирщик, — не может придать вкуса подогретому обеду.

Высказав эту великую и неоспоримую истину, которую лет через двадцать спустя Буало переложил в стихи, Бискарро вошел в дом, печально покачивая головою.

И молодой человек, стараясь обмануть свое нетерпение, начал ходить по комнате, но услышав вдалеке топот лошадей, живо подбежал к окну.

— Наконец, вот он! — закричал юноша.

Действительно, за рощицей, где пел соловей, которого вовсе не слушал юноша, занятый своими мыслями, показалась голова всадника, но, к величайшему удивлению молодого человека, всадник не выехал на большую дорогу, а поворотил направо, въехал в рощу и скоро шляпа его исчезла. Это показывало, что он сошел с лошади. Через минуту наблюдатель заметил сквозь ветви, осторожно раздвинутые, серый кафтан и отблеск лучей заходящего солнца на дуле ружья.

Юноша стоял у окна в раздумье. Всадник,