Победившие смерть [Семен Анисимович Дранов] (fb2) читать постранично, страница - 55

ласку, говорил немец. — Лучше говорить, чем молчать. Я не люблю, когда мне не отвечают. Не забывай — перед тобой немецкий офицер!

— Я никуда не хожу — ни в кино, ни на танцы. Поэтому никого не знаю.

— Так-таки никого? — ехидно сощурившись, переспросил офицер.

— Нет!

Заигрывание не принесло успеха. .Лейтенант указательным пальцем коснулся Пашиного подбородка, приподнял его вверх. Девушка прямо перед собой увидела лицо фашиста, и ей стало страшно. Она машинально бросила взгляд на его руки. Какие они костлявые! А пальцы длинные-длинные, синеватые. Паша молчала, ничем не выказывая своего волнения перед тусклыми, леденящими душу глазами самодовольного врага.

— Так что же? Начнем серьезный разговор? — взяв со стола перчатку, деловито сказал лейтенант.

— Я все сказала. — А в голове роем проносились мысли: «Что с мамой? Кто остался на воле? Не смалодушничал ли кто из арестованных?»

Гестаповец надел засаленную кожаную перчатку, подошел к Паше.

— Нас обманывать не полагается, — зло скривился он. — Говори по-хорошему.

Паша молчала.

Гитлеровец изо всей силы ударил ее по лицу.

— Теперь появилось желание говорить? — Больно, наотмашь ударил еще. — Ну? — И еще раз...

Щеки горели, словно к ним кто-то приложил раскаленные утюги. На глазах заблестели слезы. Было обидно за свое бессилие. Паша кляла себя, что так беспечно пошла по центру. Сейчас она посмеивалась бы над такими вот, как этот типчик, она бы не давала им покоя ни днем ни ночью. А то вот стой перед ним, отвечай... Не попалась бы Наташа!

Гестаповец нажал кнопку. Вошел жандарм, потом второй, высокий, неуклюжий.

— Накачать, — не меняя интонации голоса, произнес лейтенант.

Савельеву потащили на стол. До боли туго связали руки и ноги. По всему телу пробежала дрожь. Закружилась голова.

«Что означает — накачать?» — силилась понять Паша.

Первый жандарм встал у изголовья, длинный поднес насос.

— Подождите! — Гестаповец крикнул лежавшей на столе Паше: — Припомнила своих друзей?

— Я никого не знаю! — резко ответила Паша , и хотела плюнуть ему в глаза, но просто отвернулась.

— Качать!

Верзила всунул в Пашины ноздри наконечники резиновых трубок. Другой начал качать насос. Соленая вода под давлением пошла в желудок. Паша почувствовала резкую боль в животе. Наблюдавший за процедурой гестаповец продолжал допрашивать:

— Скажешь?

Молчание.

В горле жгло, все тело будто охватило пламя. Паша задыхалась.

— Теперь погрейте ее! — приказал палач.

Жандармы подняли полуобморочную девушку со стола и толкнули в дверь. Колени подкашивались, она не могла идти. Через несколько шагов ее остановили.

— Пить хочешь?

Паша недоверчиво посмотрела на палача. Какую еще муку придумает он вместо воды?

— Дам воды, если назовешь фамилии друзей.

Паша отрицательно мотнула головой.

Открылась дверь.

— Там. напьешься! — зловеще оскалив зубы, процедил гестаповец.

В небольшом подвале все пылало огнем. Паша дышала открытым ртом, порывисто, тяжело. Жарища донимала, пекла, изводила. Все желания, все мысли сводились к одному — воды! Пить!.. Паша выпила бы сейчас целый океан.

Пить!..

Паша потеряла сознание.

Очнулась она в знакомой комнате у длинного стола. Перед ней стоял тот же гестаповец.

— Наверное, хочешь пить, не так ли? — спросил он Пашу и тут же приказал помощникам принести воды.

— Назови фамилии сообщников — и сразу напьешься и пойдешь домой, — сказал фашист, когда на столе появился графин с водой.

— Я никого не знаю, — жадно глядя на воду, только на воду, ответила Паша.

— Мне надоело слушать заученную фразу! Ты хочешь вместо воды получить двойную порцию рассола? Да? Тогда ты заговоришь! Непременно заговоришь! Знай, что окончен только первый сеанс. Рекомендую подумать, а времени остается мало. Мне некогда с тобой возиться, ты у меня не одна!

«Мама! — вдруг спохватилась Паша. — Неужели и с мамой так же?!» — Голова закружилась. Паша закачалась.

Ее вытолкнули за дверь. В это время коридором вели Алексея Ткаченко. Лицо его было синим, глаза подпухли. Паша хотела броситься к нему, закричать, разрыдаться, но тут же опомнилась: «Так все провалю». Они встретились только взглядом, не проронили ни единого слова, но хорошо поняли друг друга.

В камере Паша успокоилась. Стало легче. Добрые руки женщин приласкали ее. Ей дали попить. Едва Паша присела и прислонилась головой к сырой стенке, как веки ее сомкнулись. Кто-то сказал:

— Уснула, мученица...

... А Паша уже была в лесу. Весна. Но странно, почему здесь такой тяжелый запах? Глубоко вздохнула и идет дальше. За ней десятки, сотни пленных, измученных » оборванных, но со счастливыми лицами. Они переправляются в партизанский отряд... Ее окружили друзья. Раздаются восклицания: «Веди, Паша! Мы тебе верим. Веди вперед».

И вдруг врывается другой, хриплый и злорадный, крик:

«Накачать! Согреть!..»

* * *

Через непокоренный Луцк на запад убегали хваленые гитлеровские