Новый Мир ( № 5 2003) [Журнал «Новый мир»] (fb2) читать постранично, страница - 2

Книга 213126 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

всплывает

И бежит опять к границе,

Чтобы там, кружась и тая,

Взрезать воздух визгом птицы.

*             *

*

Когда с наклонной высоты

Скользит, мерцая, ночь,

Шепни, ужели видишь ты

Свою смешную дочь?

Она на ветер кинет все,

Что дарит ей судьба,

И волосы ее белы,

Она дика, груба.

Она и нищим подает,

И нищий ей подаст,

И в небе скошенном и злом

Все ищет кроткий взгляд.

В парадной

(люди семидесятых 19 века)

Несмачный тихий разговор,

но приговор как будто в нем.

В подъезде ждут кого-то двое.

Взлет спички... бледные подглазья...

Шпики ль, убийцы — скажешь разве.

Что ж — поколенья молотьба —

У нас у всех дурна судьба.

Тут дворничиха из ворот

Ведро несет с густым гнильем,

Горят глаза пустым огнем,

Прошла и смыла молодцов,

Подрезала как бы жнивье,

Они под мышкой у нее.

Блаженная постигла участь

В горячей впадине, где, мучась,

Как две пиявки — волоски

Висят навек, от неги корчась.

Снег в Венеции

Венецианская снежинка

Невзрачна, широка, легка.

Платочки носовые марьонеток

Зимы полощет тонкая рука,

Вода текучая глотает

Замерзшую — как рыба рыбу —

Тленна.

Зима в Венеции мгновенна,

Не смерть еще — замерзшая вода,

И солнце Адриатики восходит,

Поеживаясь в корке изо льда.

Но там, где солнце засыпает,

К утру растает.

А в сумерки — в окне, в глухой стене,

Вздымаясь над станками мерно,

Носки крутые балерин

Щекочут воздух влажный, нервный.

С венецианского вокзала

Все поезда уходят в воду,

И море плавно расступилось

Как бы у ног босых народа.

И, кутаясь в платок снеговый,

Из-под воды глядит, жива,

Льдяных колец сломав оковы,

Дожа сонная вдова.

Зимняя Флоренция с холма

                                                Отцу Георгию Блатинскому.

Дождь Флоренцию лупит

Зимнюю, безутешную,

Но над ней возвышается купол —

Цвета счастья нездешнего.

Битый город дрожит внизу

Расколотым антрацитом.

Богами и Музой,

Как бабушка, нежно-забытый,

Но теплится в мокрой каменоломне

Фиалковое сиянье,

Под терракотой ребристой фиала —

Перевернутой чашею упованья.

У Пантеона

Площадь, там, где Пантеона

Лиловеет круглый бок

Как гиганта мощный череп,

Как мигреневый висок.

Где мулаты разносили

Розы мокрые и сок —

Там на дельфинят лукавых

Я смотрела и ушла

В сумрак странный Пантеона,

Прямо вглубь его чела.

Неба тихое кипенье

В смутном солнце января —

Надо мною голубела

Пантеонова дыра,

Будто голый глаз циклопа,

Днем он синий, вечерами

Он туманится, ночами

Звезд толчет седой песок.

Уходила, и у входа

Нищий кутался в платок.

А слоненка Барберини

Полдень оседлал, жесток,

Будто гнал его трофеем

На потеху римских зим,

И в мгновенном просветленье

Назвала его благим —

Это равнодушье Рима

Ко всему, что не есть Рим.

Надежда

В золотой маске спит Франческа,

Черная на ней одежда,

Как будто утром карнавал,

И теплится во мне надежда,

Что он уже начнется скоро,

Нет к празднику у нас убора.

Какое ждет нас удивленье,

Ведь мы не верим в Воскресенье.

Златая маска испарится,

И нежное лицо простое

Под ней проснется,

Плотью солнца

Оденется и загорится.

Франческа, та не удивится...

Но жди — еще глухая ночь,

И спи пока в своем соборе,

И мы уснем. Но вскоре, вскоре...

(обратно)

Третье дыхание

Попов Валерий Георгиевич родился в 1939 году в Казани. В 1963 году закончил Ленинградский электротехнический институт, в 1970-м — сценарный факультет ВГИКа. Печатается с 1965 года, автор многих книг. Живет в Петербурге. Лауреат премий “Золотой Остап”, “Северная Пальмира”, имени С. Довлатова. Постоянный автор “Нового мира”.

Глава 1

забыл: пузыри на лужах — это к долгому дождю или к короткому? Криво отражая окна, кружатся возле люка. Но все равно — к короткому или длинному, вечно стоять под аркой не удается, надо идти домой. Я гляжу на наши окна. Лишь у отца окно светится: все пишет свое “последнее сказанье”, как, усмехаясь, говорит он... но мне туда, в темноту, где ждет меня все... все, что я заслужил. Весь ужас. Вперед!

Теперь еще какая-то “острая стадия” наступила у нее! Значит, все, что было до этого, “тупой” можно назвать? Последняя шутка твоя — кстати, неудачная. Иди. Прошел через