Колдунья [Александр Александрович Бушков] (fb2) читать постранично, страница - 118

– Ваше величество… Бес попутал…

– Твоих «бесов» я знаю поименно: Вязинский, Кестель, фон Бок…

– Помилосердствуйте…

На бравого гусара жалко было смотреть: он побледнел, как смерть, отчего роскошные усы и бачки казались неправдоподобно черными, ослепительно черными, если только уместно такое выражение. Ему и в голову не пришло подвергнуть происходящее какому-либо сомнению – то, что раньше оборачивалось против Ольги (неверие большинства людей в колдовство) теперь служило к ее выгоде…

– Ну?!

– После случившегося кавалергарды должны были арестовать императорскую фамилию… те, кто состоял в заговоре… Получив известие, полковник Кестель должен выдвинуться со своим полком, разыскать по квартирам и собрать сенаторов, чтобы они утвердили приготовленный манифест о пресечении династии и временно образованном правительстве с камергером Вязинским во главе… Лейб-гвардии егерский…

Он говорил и говорил, захлебываясь, сыпля фамилиями и подробностями. Когда фамилии стали третьестепенными, а подробности – чересчур мелкими, Ольга решительно его прервала:

– Достаточно. Хорош… Ну что же, ступай к своему эскадрону и веди себя так, словно ничего не произошло… а я подумаю потом, что с тобой делать… Марш!

Она ухватила ошеломленного ротмистра за ворот – на сей раз без всякой магии, своей собственной рукой – и вытолкала из палатки, что было совсем нетрудным делом: ротмистр, совершенно ошалев, стал подобен бессильной ватной кукле. Оказавшись снаружи, он оглянулся полубессознательным, затуманенным взором. И нигде не увидел императора – а стоявший неподалеку корнет-белавинец и до того был чересчур мелкой птахой, чтобы обращать на него внимание, а уж теперь, когда ротмистр пребывал в совершеннейшей помрачении чувств… Он закатил глаза, тихо охнул и осел на подогнувшихся ногах, теряя сознание.

К нему бросились со всех сторон, на Ольгу никто не обращал внимания, и она, забрав поводья у коновода, вскочила в седло, рысью поехала к возвышенности, на которую уже поднималась блестящая кавалькада, – сверканье мундирного шитья и эполет, высокие султаны из перьев на генеральских треуголках, разноцветье орденских лент, обилие разнообразнейших звезд…

Вдали, в поле – она видела краем глаза – уже перестраивались пехотные колонны, развевались знамена, доносился четкий, размеренный барабанный бой, неподвижно застыли желонеры с яркими разноцветными флажками на штыках, солнечные лучи играли на амуниции и металлических деталях ружей, начищенных до неправдоподобного блеска… Войска начинали выдвигаться на исходные позиции в ожидании сигнала.

Кто-то – судя по эполетам и мундиру, чин немалый – бросился ей наперерез, размахивая кулаком и крича что-то злое с перекошенным лицом: ну конечно, появление простого корнета в совершенно неподобающем ему месте было событием чрезвычайным… Ольга, сжав губы, пригнулась к конской шее и скакала дальше, уже не заботясь о том, чтобы отводить глаза, пытавшимся ее остановить.

До возвышенности, где намеревался расположиться государь со свитой, оставалось еще далеко. Она яростно хлестнула коня, и гнедой наддал, сшибив грудью очередного бдительного цербера в пышных эполетах, с Владимирской лентой через плечо.

Ольга, не отрываясь, смотрела вперед. Коноводы уже сводили с возвышенности коней, император и свита расположились полукругом, глядя в поле, на марширующие колонны, гнедой летел уже полным галопом, земля с травой летели из-под копыт, и Ольга боялась не успеть…

Она уже различала лица. Император, как и следовало ожидать, стоял впереди всех, а прочие теснились на почтительном отдалении, отступя на несколько шагов, выстроившись полукругом, в выжидательных позах…

Она уже различала цвет глаз. Из-за спины императора внезапно выдвинулся знакомый ей человек, в мундире с флигель-адъютантским аксельбантом, вырвал руку из-за отворота расстегнутого мундира, оказался лицом к лицу с императором, замахнулся. Остро, ярко, блеснула сталь, солнце ослепительными зайчиками отразилось от длинного лезвия. Послышался крик:

– Смерть тирану!

Ольга обрушилась на него с седла, упав на плечи, и оба кубарем покатились по земле. В растерянности она забыла обо всех своих умениях, вцепилась в руку с кинжалом, прижимая ее к земле, не видя ничего вокруг, кроме хищно сверкающего лезвия, и, помня о словах камергера, опасалась о него невзначай порезаться. Вистенгоф, опомнившись, боролся изо всех сил, у Ольги не хватало сил с ним справиться, он ее почти стряхнул, пытаясь подняться на ноги…

И вдруг все переменилось самым радикальным образом. Сразу несколько человек, мешая друг другу,