Путешествия с Геродотом [Рышард Капущинский] (fb2) читать постранично, страница - 2

бы такую поэтику и такую умеренность в декларировании авторских позиций.

Ежи Аксер

Вижу, что случилось со мной то же, что происходит со слежавшимися от длительного неупотребления свитками: надо разворачивать память, время от времени перетрясая все то, что там есть.

Сенека

Всякое воспоминание о дне вчерашнем есть день сегодняшний.

Новалис

Все мы друг для друга пилигримы, разными путями стремящиеся на всеобщую встречу.

Антуан де Сент-Экзюпери

Пересечь границу

Прежде чем Геродот отправится в свое очередное путешествие, пробираясь скалистыми тропками, плывя на корабле по морю, скача на коне по бездорожью Азии, прежде чем доберется до недоверчивых скифов, откроет чудеса Вавилона и исследует тайны Нила, прежде чем узнает сотню других мест и увидит тысячу уму непостижимых вещей, он на мгновение появится в лекциях о древней Греции, которые профессор Бежунская-Маловист читала два раза в неделю в Варшавском университете для первокурсников исторического факультета.

Появится и тут же исчезнет.

Исчезнет моментально и так основательно, что теперь, когда через многие годы я пересматриваю конспекты тех лекций, не могу отыскать в них его имени. Есть Эсхил и Перикл, Сафо и Сократ, Гераклит и Платон, Геродота же — нет. А ведь мы конспектировали подробно, конспекты были нашим единственным источником знаний: всего пять лет, как закончилась война, город лежал в руинах, библиотеки пожрал огонь, и учебников у нас не было, книг не хватало.

У профессора спокойный, тихий, ровный голос. Ее темные внимательные глаза смотрят на нас через толстые стекла очков с явным любопытством. Она сидит за высокой кафедрой, а перед ней — сотни молодых людей, большая часть которых не имеет понятия, что Солон — великий человек, не знает, почему впала в отчаяние Антигона, не может объяснить, каким образом у Саламина Фемистокл заманил персов в ловушку.

Честно говоря, мы не очень-то знали, где расположена Греция, и что у страны с этим названием такое сказочное прошлое, такая исключительная история, что ее преподают в университете. Мы были детьми войны; в военные годы гимназии закрылись, в крупных городах порой организовывали подпольные курсы, но большинство в нашей аудитории составляли юноши и девушки из далеких деревень и маленьких городков, недоучившиеся в свое время, недочитавшие. Шел 1951 год, и в институты принимали без экзаменов, потому что главным критерием для приемных комиссий считалось происхождение: дети рабочих и крестьян имели самые высокие шансы на зачисление.

Скамьи были длинные, на несколько человек. И хоть сидели мы впритирку, мест все равно не хватало. Моим соседом слева был Z. — сумрачный молчун из деревни под Радомском, в которой, как он рассказывал, крестьяне держали в домах вместо лекарства кусок сухой колбасы и давали его пососать младенцу, когда тот заболеет. «Думаешь, помогает?» — спросил я недоверчиво. «Наверняка», — убежденно ответил он и снова погрузился в молчание. Справа от меня сидел худой, с узким носатым лицом W. Когда менялась погода, он постанывал, потому что, как он мне однажды объяснил, у него саднило колено от пули, полученной в лесной перестрелке. Но кто с кем перестреливался, кто его подстрелил, так и не рассказал. Учились среди нас и несколько человек из более благополучных семей. Эти одевались чисто, одежда добротная, а у девчат — туфельки на высоком каблуке. Но то были редкие исключения и сразу бросались в глаза. Преобладала же бедная сермяжная провинция: помятые шинели демобилизованных, штопаные свитера, ситцевые платьица.

* * *

Пани профессор показывала нам фотографии античных скульптур и изображенные на коричневых вазах фигуры греков — их прекрасные, скульптурные тела, благородные, гармоничные лица со спокойными чертами. Они были словно из какого-то неизвестного, какого-то мистического мира. Мира, сотканного из солнца и серебра, теплого и светлого, населенного стройными героями и танцующими нимфами. Зачем нам все это нужно, мы тогда не понимали. Разглядывая снимки, Z. мрачно молчал, a W. потирал разболевшееся колено. Другие смотрели внимательно, но отрешенно, не в силах представить той далекой, какой-то нереальной действительности. Через много-много лет появятся люди, которые возвестят о столкновении цивилизаций. У нас же это столкновение происходило уже давно и регулярно, по два раза в неделю, в той самой аудитории, где я узнал, что жил когда-то грек по имени Геродот.

Я пока еще ничего не знал о его жизни и о том, что он оставил нам знаменитую книгу под названием «История». Впрочем, мы все равно не смогли бы тогда прочитать ее, потому что в тот момент польский перевод книги находился в шкафу, под замком. В середине сороковых годов XX века