Врата Леванта [Амин Маалуф] (fb2) читать постранично, страница - 2

обвинить авторов плана, а не мои постаревшие глаза!

Он говорил мягко и медленно, словно ему приходилось отряхивать пыль с каждого слова, прежде чем произнести его. Но фразы были очень правильными, изысканными, без пропусков и искажений, без просторечных оборотов — напротив, слишком литературными и вышедшими из моды, словно он чаще беседовал с книгами, нежели с себе подобными.

— В прежние годы я бы доверился инстинкту, даже не взглянув на план или карту…

— Это недалеко. Я могу вас проводить. Мне знаком этот квартал.

Он просил меня не затрудняться, но явно лишь из вежливости. Я настоял на своем, и через три минуты мы оказались на месте. Он остановился на углу, неторопливо оглядел всю улицу, потом сказал с некоторым пренебрежением:

— Какая маленькая! Совсем крохотная. Но все-таки это улица.

Замечание было до такой степени банальным, что показалось мне даже оригинальным.

— Какой дом вам нужен?

Вы же понимаете, я сделал попытку бросить спасательный круг здравого смысла, но мой спутник им пренебрег.

— Да, в сущности, никакой. Я просто хотел посмотреть на эту улицу. Сейчас я поднимусь по ней, а потом вернусь по другой стороне. Но мне не хотелось бы вас задерживать, у вас, должно быть, есть свои дела. Благодарю вас за то, что проводили меня!

Любопытство мое достигло уже той степени, что я совершенно не желал вот так взять и просто уйти — мне хотелось понять. Очевидная странность этого человека нисколько не уменьшила моего любопытства. Я решил не обращать внимания на последние слова, как если бы это была очередная вежливость с его стороны.

— Наверное, с этой улицей у вас связаны какие-то воспоминания?

— Нет. Я никогда не бывал здесь прежде.

Мы вновь шли рядом. Я исподтишка наблюдал за ним, а он ничего не замечал, с восторгом разглядывая дома.

— Кариатиды. Успокоительные и надежные произведения искусства. Красивая буржуазная улица. Чуть узковата… На нижних этажах, должно быть, мало света. Кроме тех, что выходят на проспект.

— Вы архитектор!

Я выпалил эту фразу так, словно в ней заключалась разгадка. И позволил себе только легкий намек на вопрос, иначе могло бы возникнуть впечатление излишней фамильярности.

— Вовсе нет.

Мы уже дошли до конца улицы, и он резко остановился. Поднял глаза на бело-голубую табличку, затем потупил взор с явным желанием сосредоточиться. Опущенные по бокам руки вскоре сошлись вместе, пальцы переплелись забавным образом — он будто придерживал воображаемую шляпу.

Я встал за его спиной.

Улица Юбера Юга

Участника Сопротивления

1919–1944

Я подождал, пока он отведет взор от таблички и повернется ко мне, — и лишь тогда задал вопрос, со стыдливой интонацией и полушепотом, словно мы были на похоронах:

— Вы его знали?

Он ответил тем же доверительным тоном:

— Его имя мне ничего не говорит.

Не заметив моего смятения, он вытащил из кармана записную книжку и что-то в нее занес. И только потом добавил:

— Мне сказали, что в Париже тридцать девять улиц, проспектов и площадей, которые названы именами участников Сопротивления. Я уже осмотрел двадцать одну. После этой остается семнадцать. Шестнадцать, если исключить площадь Шарля де Голля, где я в свое время побывал… когда она еще называлась площадью Звезды…

— И вы намерены осмотреть все?

— За четыре дня я вполне успею.

Что означали эти четыре дня? Я видел только одно объяснение.

— А потом вы вернетесь домой?

— Вряд ли…

Внезапно вид у него стал такой задумчивый, словно он оказался очень далеко и от меня, и от этой улицы Юбера Юга. Быть может, мне не стоило упоминать про его дом и возвращение? Или же само упоминание о «четырех днях» заставило его погрузиться в свои мысли?

Я не осмелился бередить ему душу. И решил сменить тему:

— Вы не знали Юбера Юга, но вы ведь не случайно интересуетесь Сопротивлением…

Он ответил не сразу. Очевидно, ему нужно было время, чтобы вернуться на землю:

— Простите, вы что-то сказали?

Мне пришлось повторить свои слова.

— Это правда, я учился во Франции во время войны. И знал некоторых участников Сопротивления.

Я чуть не рассказал ему про фотографию из учебника истории, но тут же отказался от этой мысли… Он бы понял, что я пошел за ним намеренно. Он мог бы предположить, что я следил за ним, вероятно, уже несколько дней, и с какими-то гнусными целями… Нет, никак нельзя было показывать, что я его знаю.

— Наверное, вы потеряли в те годы многих друзей.

— Да, кое-кого потерял.

— А сами вы воевали?

— Нет.

— Вы предпочли посвятить себя учебе?

— Не совсем так… Я тоже оказался в подполье. Как все.

— В то время далеко не все становились подпольщиками. По-моему, вы скромничаете.

Я думал, он станет протестовать. Он не сказал ничего. Тогда я повторил:

— Ей-Богу, вы слишком скромничаете!

Это было сказано наигранно убедительным тоном, словно речь шла об утверждении, а не вопросе. Старый