Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
да топор!
Яков поспешно вышел. Во дворе он выдернул мочалку из гнилой рогожи и, захватив топор, возвратился в баню. Кирсаниха сидела на полке. Положив ребенка в колени, она расправляла ему руки и ноги.
— Давай сюда мочалину-то!
Скоробогатов подал и стал дожидаться дальнейших приказаний повитухи.
Старуха, шепча что-то, принялась вымеривать мочалиной руки и ноги мальчика. Ребенок вяло бился в подоле повитухи. Свесив голову и разевая беззубый рот, он хрипло кричал. Кирсаниха подала мочалину Якову и приказала:
— Положи мочалину на порог и бери топор.
Яков покорно исполнил.
— Ну, замахивайся топором-то!
— На кого?
— Дурак!.. На мочалину!
Яков замахнулся.
— Чего секешь?..
— Мочало! — ответил Яков.
— Тьфу, ты!.. Говори — испуг!
— Испуг! — ответил Яков, держа над головой топор.
— Секи пуще, чтобы не было!
Яков только сейчас догадался, что нужно делать. Он с остервенением принялся кромсать на пороге мочалину топором, а Семеновна, разглаживая хрупкое тельце ребенка, снова спросила:
— Чего секешь!..
— Испуг! — ответил Яков, обливаясь потом.
— Секи, секи пуще, чтобы не было.
Яков рубил мочало, ребенок, захлебываясь удушливым жаром, пищал. — Повитуха не обращала внимания ни на плач ребенка, ни на Якова. Строго глядя на бьющееся тельце новорожденного, она размеренно продолжала:
— А, господи исусе христе… Чего секешь?..
— Испуг! — уже нетерпеливо, с сердцем крикнул Яков.
— Секи, секи пуще, чтобы не было, — спокойно отозвалась повитуха.
— Да уж будет, по-моему, Семеновна, замаяла парнишку-то, — сказал Скоробогатов, продолжая рубить мочало.
— До трех раз полагается, — строго отвечала повитуха.
Потом, окатив из ковша водой и пеленая ребенка, Семеновна сказала:
— Счастье тебе, Яков, привалило… Береги парня… В сорочке рожают, а в сорочке и рубашке — этого я еще и видом не видывала и слыхом не слыхивала… Тут божья рука, Яков… Упустишь счастье, твоя вина будет… А весь — в мать… Экой же черный будет…
В Якове проснулось новое чувство к Полинарье. Ему хотелось сказать ей что-то ласковое, ободряющее, потому что сам он был переполнен радужными мечтами о будущем «счастье». Обычно он не чувствовал к жене ни любви, ни привязанности. Жил с ней потому, что «законом велено». Иной раз, смотря на худенькую, смуглую Полинарью, он думал: «Хоть бы померла!» Но Полинарья держалась как тонкое, гибкое деревцо. Гнулось оно под напором бурь, гнулось, скрипело и опять выпрямлялось. Так и она. Семейная непогодь приходила нередко… Скоробогатов пьяный бил жену, выгонял ее ночами из дому в зимнюю стужу в одной рубашке, а иной раз просто над ней издевался.
— Полинашка, век ты мой завесила… Смеются надо мной приисковые наши бабы… Я вон какой, а ты?
Яков, выпятив живот и запустив большие пальцы за гарусный пояс, мерял жену презрительным взглядом.
— Сморчок!.. Умирай, а я женюсь…
Полинарья молча плакала в подол юбки, и боялась в это время противоречить мужу. Только рассказывала о своем горе соседкам.
— Что вы, бабы, знаете! Вам жить да радоваться, а я?.. На мне только одна печь не бывала. Только и отдыхаю, пока он неделю на рудниках живет.
Но после рождения сына Яков совершенно изменился. По избе ходил на цыпочках. Чтоб не скрипели сапоги, разувался. Услыхав шорох на кровати и писк ребенка, тихо подходил и, осторожно отдернув занавеску, заботливо спрашивал:
— Ну как, мать, брюхо-то не болит?
— Ничего, Яков, слава богу!
— Поправляйся. Да ты не шевелись: что надо, я сделаю.
Полинарью это удивляло и радовало.
Вечером Скоробогатов позвал соседнего мальчишку Ваську и, сняв с божницы толстую в деревянном переплете книгу, закопченную временем, сказал:
— Ну-ка, Васютка, посмотри, какие имена на сегодня— каких святых?..
Васька, подшмыгивая широкими ноздрями, отыскал в книге нужное число и, тыча пальцем, прочитал:
— Евсти-гней… В-ви-кул… М-ма-кар…
— Ну, ну, чего ты тут блекочешь? — нетерпеливо перебил Яков, вырвав книгу.
Васька обиделся.
— Смотри сам, если не веришь!..
Яков, рассматривая непонятные для него славянские буквы, сконфуженно ухмыльнулся.
— Плохо… Что ты мне книгу-то подсовываешь, коли я неграмотный?!
Васька лукаво улыбнулся и направился к выходу.
— Погоди, погоди, куда понесся, сорванец? Макар, говоришь? Ну, ладно, Макар так Макар! — сердито проговорил Яков.
— Я тоже думаю, отец, Макарушкой имечко дать… Мы смотрели в святцы-то. Евстигней — уж больно мудреное, — тихо отозвалась за занавесью Полинарья.
— Ну, ладно, коли Макар, так Макар… Яковлич!.. — подчеркнул Скоробогатов.
Порывшись в глубоком кармане измазанных приисковой глиной плисовых шаровар, он достал медный трешник и подал Ваське.
— На! За труды тебе, на бабки!
Васька, зажав крепко в руке монету, выбежал.
На другой день новорожденного Скоробогатова крестили. Темный комок пузыря — «сорочку и рубашку» — привязали к ноге ребенка красной
Последние комментарии
3 часов 51 минут назад
3 часов 55 минут назад
9 часов 16 минут назад
1 день 20 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 19 часов назад