Альбинос [Густав Майринк] (fb2) читать постранично, страница - 2

опалово-зеленый отблеск лунного света на горбатой мостовой Альтштедского ринга.

Фортунат указал на иссиня-черную тень от Тейнской церкви, поверх дома падавшую на безлюдную площадь и делившую ее на две части: "Там внизу исполинский теневой кулак с двумя торчащими остриями - указательный палец и мизинец, - устремленный на запад, разве он не похож на древний, отводящий дурной взгляд знак?" ............................................................................ .........

В залу вошел слуга и принес новые бутылки кианти - с длинными горлышками - как красные фламинго...

Вокруг Корвинуса сгруппировались его более молодые друзья и рассказывали ему вполголоса и смеясь о "Пражском запечатанном письме" и о нелепом предсказании, связанном с ним.

Внимательно слушал Корвинус; что-то шаловливое, словно веселая выдумка, засверкало в его глазах.

И торопливым шепотом он сделал своим друзьям предложение, встреченное с ликованием.

Некоторые из них так расшалились, что стали танцевать на одной ноге и в своем задоре не знали пределов.

............................................................................ ...................................................................

Старцы остались одни.

Корвинус со своими приятелями поспешно отпросился на полчаса; он хотел заказать скульптору отлить свое лицо из гипса, дабы успеть привести эту, как он говорил, веселую проделку в исполнение до полночи, прежде, чем начнется великое торжество.

............................................................................ ...................................................................

"Забавна эта молодежь", - пробормотал лорд Кельвин...

"Странный это должно быть скульптор, если он работает так поздно", сказал кто-то вполголоса.

Баал Шем играл своим перстнем: "Чужестранец, Иранак-Эссак его имя, они недавно говорили о нем. Говорят, он работает только ночью, а днем спит; он альбинос и не выносит дневного света".

..."Работает только ночью?" - повторил рассеянно Ариост, не расслышав слова "альбинос".

Потом все замолкли на долгие минуты.

"Я рад, что они ушли - эти молодые," - измученно прервал молчание Ариост.

"Мы, двенадцать старцев, являемся как бы обломками той прошедшей жизни, и нам нужно было бы держаться друг за друга. Тогда, быть может, наш орден опять пустит свежий зеленый росток!

Да! Да, я- виновник распадения ордена.

Запинаясь, он продолжал: - Я с удовольствием рассказал бы вам историю и хотел бы облегчить мое сердце, прежде, чем они вернутся - те, другие - и прежде, чем наступит новое столетие".

Лорд Кельвин на тронном кресле взглянул на него и сделал движение рукой, а остальные сочувственно кивнули.

Ариост продолжал: "Я должен говорить кратко, чтобы сил моих хватило до конца. Внимайте же.

Тридцать лет тому назад, как вы знаете, гроссмейстером был доктор Кассеканари, а я был его первым архицензором.

Управление орденом было в наших руках. Доктор Кассеканари был физиолог - большой ученый. Его предки происходили из Тринидада, - я думаю, что они были из негров, - оттуда, может быть, его внушающее ужас экзотическое уродство. Но все это вы, вероятно, еще помните.

Мы были друзьями; но так как горячая кровь смывает самые крепкие преграды, то, короче говоря, я обманул его с его женой Беатрисой, прекрасной, как солнце, и любимой нами обоими превыше меры.

Преступление между братьями ордена!! ...Двое мальчиков было у Беатрисы, из них один - Пасквале - был мое дитя.

Кассеканари узнал о неверности своей жены, привел в порядок свои дела и покинул Прагу с двумя маленькими детьми, так что я не мог воспрепятствовать этому.

Мне он не сказал ни единого слова, даже ни разу не взглянул на меня.

Но месть его была ужасна. Так ужасна, что я и сегодня не понимаю, как я пережил это".

На одну минуту Ариост умолк, тупо уставился на противоположную стену, затем продолжал:

"Только такой мозг, соединявший в себе мрачную фантазию дикаря с пронизывающе острым умом ученого, глубочайшего знатока человеческой души, мог создать такой план; он выжег Беатрисе в груди сердце, у меня коварно украл свободу воли и медленно заставил меня стать соучастником преступления, ужаснее которого трудно было что-нибудь придумать...

Судьба сжалилась над моей бедной Беатрисой, послала ей безумие, и я благословляю час ее избавления"...

Руки говорившего тряслись, как в лихорадке, и проливали вино, поднесенное им к устам, чтобы подкрепиться.

"Дальше! Немного времени спустя после отъезда Кассеканари, я получил от него письмо с указанием адреса, куда можно сообщить все "важные известия", - как он выражался, причем они будут доставлены ему, где бы он ни находился.

И сейчас же, вслед за этим, он написал, что, после долгих раздумий, пришел к заключению, что маленький Эммануил мое дитя, а младший Пасквале, без сомнения, его ребенок.

В то время, как в действительности было как раз наоборот.

В его словах звучала скрытая угроза мести и я не мог отделаться от эгоистического чувства успокоения по поводу того, что, благодаря недоразумению, мой маленький сын Пасквале, защитить которого иным способом я не мог, был огражден от ненависти и преследования.