2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
самом-то деле.
Одно время он взялся винить во всем Лизоньку. Но нет, за что? Изо всех сил она старалась идти с ним в ногу, и кто виноват в том, что ее шаг был короче. Но и здесь она старалась как-то приноровиться, не отстать от него, и он понимал, что ей трудно с ним. Гораздо труднее, чем могло бы быть с тем физкультурником.
И Федор начал выпивать. Не сильно, но с тем большим удовольствием. Компанию ему составлял Виталий Иванович Кружницкий — пожилой и тихий человек, с маленькими настороженными глазами. Он молча разливал спирт по стаканам, доставал и тоненькими ломтиками нарезал колбасу, и терпеливо выжидал, пока Федор мрачно ходил по кабинету. Они выпивали, и Федор присаживался к столу. Виталий Иванович осторожно брал ломтик колбасы, надкусывал его и тихо говорил:
— Ну, ничего, Федор Феофанович, все как-нибудь да образуется.
— А что образуется-то?
— Ну, что-нибудь.
Они вывивали еще, и Виталий Иванович уже увереннее говорил:
— Что поделаешь, Федор Феофанович, каждому муравью своя ноша. Я вот зубы удаляю, а вы — аппендицит. Ну и без этого тоже нельзя.
— Да разве в этом дело?
— Конечно, конечно. Я и говорю.
Выпивали еще.
— А я ведь, Федор Феофанович, в прошлом фронтовой санитар. Повидал такое, что вам и во сне не приснится. А вот живу. Тихо и мирно. Выпиваю, правда, так от этого никуда не денешься. Кто сейчас не выпивает? А то и так бывает — живет человек, ерепенится, посмотришь, а его уже в мертвецкую несут. Нет человека. Жил, ерепенился и умер.
— Так зачем жил-то?
— А вот затем и жил, чтобы помереть. Как же вы думали, голубчик, все следы должны оставаться, всем памятники воздвигать? Да и начни мы воздвигать каждому, а история их чирк, чирк — и нету. Вот какое дело, Федор Феофанович. Вы-то еще молоды и трудно вам понять, а я уже насмотрелся предостаточно. Иной таким генералом по жизни прет, что куда там, а смотришь — и его уже понесли. Да-да, голубчик, понесли и генерала, туда же, в мертвецкую. Вот она и жизнь.
— А я не хочу, — мрачно замечал Федор, и Виталий Иванович рассыпался тихим грудным смешком.
— Вон как, — он разливал остатки спирта, выпивал, не дожидаясь Федора, и, обнюхав все тот же ломтик колбасы, продолжал: — А кому хочется, Федор Феофанович, мне? Извините, мне не хочется, да и никому не хочется, а их несут, несут, голубчиков… И вас унесут. Вот так-то…
Поздним вечером они выбирались из больницы и медленно шли по темным улицам Красино, услужливо и интеллигентно пропуская на узком тротуаре встречных прохожих. Федор провожал Виталия Ивановича до его дома и крепко пожимал маленькую, теплую ладонь Кружницкого.
— У меня дома винишко имеется, не желаете? — робко предлагал Виталий Иванович.
— Нет. Хватит.
— Ну и правильно. Я ведь, голубчик, понимаю, отчего у вас так. Я это отлично знаю, лучше многих других. Ведь вы как, учились, покорять думали, дерзать, вершин добиваться. По ночам, в воображении, чай, не один трудишко написали. Так, так, и не возражайте. Я ведь по вас вижу. А теперь вам что писать приходится? Рецепты, истории болезней, журналы там всякие вести. Легко ли. А про вершины я уже и не говорю. Недосягаемы. Вот вас и закрутило, заморочило, а выхода и не видать. Семен Архипович, тот мудрее. Тот по административной линии пошел. И года через два, вы уж мне поверьте, быть ему заведующим райздравотделом. А вы вот не будете, не ваше это дело, а свое-то пропустили. Вот как, голубчик вы мой.
— В пророки бы вам, — криво усмехнулся Федор, — в ясновидцы.
— Я ведь вам серьезно.
— И я.
— Ну, прощайте. Пойду кота кормить.
— До свидания.
Федор неохотно брел домой. Над миром вставали звёзды, эти вечные призраки Вселенной, мерзлые плевочки, как выразился один поэт. И чего они только не перевидали, каких страстей и затиший на земле не пережили. А тут крохотный человечишко. Смешно…
А Лизонька дома спала. На диване, с книжкой под щекой. Он осторожно проходил в комнату, раздевался и ложился спать. Долго ворочался, что-то грезилось, хотелось кому-то и что-то доказать, но вскоре он засыпал.
6
Снилось ему все странное что-то. То он видел себя на берегу реки, в чистенькой ситцевой рубашонке, со звонкой медалью на груди. А то вдруг грезились ему белоснежные операционные палаты, целые свиты ассистентов и предупредительных учеников. Он был центром громадного мира, целой Вселенной и легко священнодействовал скальпелем и ланцетами. Но вот тампон, тяжело напитанный кровью, мягко шлепается в эмалированный таз, и разлетаются алые брызги: на пол, на белые халаты, на его зимние ботинки. Он оглядывается и видит грустную мордочку Виталия Ивановича.
— Зачем вы здесь? — возмущается Федор Феофанович.
— Ассистирую. Я ассистирую вам, голубчик. Вы разве не знали? Ну как же, как же это вы не знали? Странно. А я вот и стаканы принес, и колбаску по такому случаю припас. Сейчас, голубчик, сейчас мы все это и оформим. Не возражаете? Ну то-то же.
И вдруг он стоит под громадными часами, сумасшедше несутся
Последние комментарии
37 минут 51 секунд назад
9 часов 40 минут назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад