2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
Когда б на всех нас хоть один такой кусочек, так хватило бы и нам и детям нашим.
— Вот это кусочки! — подмигнув, сказал Охрим. — Это не то, что у тебя или у меня: с такими кусочками можно хозяйствовать! Вот коли б ему с одной стороны надел на упряжку да там — на полупряжки, а здесь — совсем ничего, — пусть бы тогда похозяйствовал! Поневоле пошел бы лампы возить!
— А занятно было бы знать, сколько на двор пришлось бы, ежели всю эту землю да поделить между нашими мужиками? — произнес угрюмый крестьянин.
Дальше Василий Иванович уже не мог сдержаться. Выйдя из-за тына, он принялся укорять крестьян:
— И к чему бы я болтал такое?.. Книжка вовсе не для того написана, по ней надо арифметике учиться, а вы нивесть что выдумываете! Чем так читать — так лучше совсем не читать!
— Да мы, Василий Иванович, читаем так себе, от скуки, — оправдывались крестьяне, — только бы время провести.
— Так не лучше ли было б от скуки взять и подсчитать, сколько получается в каждой задаче, — поучал Василий Иванович, — для того ж она и существует, арифметика-то!
Передние сидели и делали вид, будто вежливо слушают Василия Ивановича. А позади Охрим подмигивал соседям и тихонько приговаривал:
— Это, выходит, такая арифметика: пану свозят хлеб с поля, а мужику неоткуда возить, вот, значит, и ломай голову — сколько всей земли у пана!
Несколько человек прыснули, но тут же сдержались, боясь громко расхохотаться.
— Вот видите, — продолжал Василий Иванович, услышав смех, — смеетесь, а сами не знаете чему. А я уверен, что ни один из вас не решит задачу!
— Где уж нам! — молвили передние. — Мы люди малограмотные, — куда уж нам сосчитать такую уйму!
Охрим продолжал толковать соседям:
— Скажем, так. У тебя, Микита, сколько земли? На две упряжки? Ну и у меня около этого. Вот сошлись мы и калякаем: а давай-ка считать панскую землю, ежели своей нет. Ты скажешь: столько-то у пана земли! А я скажу: нет, столько-то! Ты скажешь: врешь, столько! А я скажу: нет, ты врешь! Потом ты меня хвать за чуб, а я тебя по уху — и пошла арифметика!.. А тут Грицько идет и спрашивает: отчего люди дерутся — не из-за наследства ли?
Все хохотали, уже не сдерживаясь. Василий Иванович начал сердиться.
— Плетете вы такое, что и вовсе ни к чему! Я же вам говорю, — старался он объяснить, — что в задачнике пишется о ком-нибудь только для того, чтоб было что подсчитывать.
— Вот это ж самое и мы говорим, — перебил его Охрим. — Если дома не́черта считать, то давайте…
— Тьфу! — плюнул в сердцах Василий Иванович. — Давай сюда книжку! — крикнул он Антону и чуть не силой вырвал ее у него из рук.
— Разве вам книжки читать?.. Вам хвосты быкам крутить! Вот ваша книжка! — Василий Иванович повернулся и пошел прочь от собравшихся. Все хохотали.
— Знаете, Василий Иванович! — крикнул Охрим вслед монопольщику. — Коли б довелось нам делить ваши девяносто десятинок, мы б их, может, все-таки поделили по своей, по мужицкой, арифметике.
— Может, и поделили бы! — подхватил угрюмый мужик.
Василий Иванович вдруг остановился, точно его кто-то за полу дернул, обернулся, хотел что-то сказать. Потом плюнул и еще быстрее направился к своей монопольке.
— Вишь, как закрутил носом! Видно, не очень по вкусу пришлась ему мужицкая арифметика! — говорили, посмеиваясь, крестьяне.
— И откуда принесла его нечистая сила! — поддерживали другие. — Только где два-три человека соберутся, уже его чертяка, хочешь — не хочешь, а принесет! Не дал начитаться вволю. А жаль: занятная была книжка!
[1908–1910 гг.]
На чужбину
Весенняя ночь тиха и грустна, как молодая монашка. Не слышно на селе ни гомона, ни песен. Все окутано сумраком. Белеют под луной хаты с темными окнами, не то дремлют, не то о чем-то думают.
Может, думают они о том, что завтра рано утром свершится печальное торжество и после этого торжества многие из них опустеют; загудит в непогоду ветер в трубе, заберется сюда в гости пучеглазый сыч, и будет тут жутко и мрачно.
Не две и не три семьи, а чуть ли не половина села завтра утром побредет из родного места на далекую неведомую чужбину, туда, где среди диких степей, как говорят люди, гуляет вместе с вьюгой мужицкая доля.
Сегодня укладывали люди свои пожитки, и весь день не умолкал в селе шум и гам; теперь все стихло. Во дворах, нагруженные всяким скарбом, стоят возы, готовые в путь-дорогу, и переселенцы в последний раз улеглись на покой в своих хатах. Только спят ли они?
Скрипнул засов у чьих-то дверей, и далеко по селу разнеслось эхо.
Из хаты вышел старый Жук. Босиком, без шапки, весь в белом. Целый день голова его была полна забот, теперь все куда-то исчезло, улеглось, к сердцу подкатила грусть.
Тихо, точно привидение, бродит он по двору, по огороду, пройдет, остановится, о чем-то задумается… Далеко в лунном сиянии видна его белая печальная фигура.
О чем думает старый? Может, вспоминает отца и деда, проживших весь свой век в этом дворе, может, припоминает
Последние комментарии
2 часов 1 минута назад
11 часов 4 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад