Сквозь столетие (книга 1) [Антон Федорович Хижняк] (fb2) читать постранично, страница - 3

сто лет! Вот здесь, в этом дворе, вся история за целое столетие! Сто лет! Ура! — гаркнул во весь голос.

— Тебе такой предок нужен? А раньше ты его не замечал?

— Не замечал, потому что не было времени. Только не придирайся. Ты ведь добрый прадедушка? Да? Ты ведь много повидал за свои сто лет?

— Много! Трех царей пережил да еще и одного Керенского.

— Трех царей! Ты-таки настоящий клад! Ура!

— Теперь кричишь «ура», а раньше не обращал на меня внимания. Ни разу не помог мне в работе. Я по-стариковски трудился, а ты приезжал ко мне с гостями рыбку половить да на уток поохотиться. Вы вылеживались на свежем сене, а я работал. И ты, и твои дружки — лоботрясы. Еще студентами называетесь! А ни один не спросил, как я себя чувствую, чем мне помочь?

— Теперь будет по-другому. Ура! Слава!

— Что горланишь? Вон люди смеются.

Самийло оглянулся. Возле калитки стоял Никанор Петрович, высокий, загорелый мужчина, на нем была голубая майка и клетчатые шорты, рядом с ним — высокая женщина в синем купальнике. Густые пряди волос соломенного цвета спадали на ее румяное лицо.

— Разрешите присесть возле вас, — произнес Никанор Петрович, подойдя с женой к хозяину.

— Садитесь, садитесь, дорогие гости, — пригласил старик.

— Профессор! — засуетился Самийло. — Да тут такое открытие, что мне и не снилось! Я ведь до сих пор не выбрал тему для диссертации. Десять раз просматривал список. И ничего не нашел по душе… Ну, такую тему, чтобы легко было написать диссертацию. Правда, по вашему совету, за одну ухватился, но, наверное, оставлю ее. А здесь, можно сказать, под ногами готовенькая тема.

Хрисанф Никитович огляделся вокруг, посмотрел себе под ноги, заглянул под скамью.

— Прадедушка! Что ты там ищешь у своих ног? Ну и хитрец! Это же я образно сказал «под ногами». Никанор Петрович! Хорошую тему я тут нашел! Самая злободневная тема. И как это прежде я об этом не подумал! Я удивлю! Нет! Более того, я нокаутирую завкафедрой Легкобитного! Уж и название придумал, но пока не скажу. Это — секрет! Сейчас во многих районах краеведы начали составлять истории своих сел. Мы с вами были в селе Забарном. Что там есть? Комнатка в клубе, а в ней старинный плуг, какая-то каменная баба, десяток фотографий и снопы прошлогодней ржи. А я…

— Что вы? — перебил его Никанор Петрович.

— Вот! — кивнул Самийло на Хрисанфа Никитовича. — Я еще не сказал вам, Никанор Петрович, что моему дедуле зимой стукнет сто лет. Сто лет! Представляете? Наша живая история! Я напишу ее, и это исследование будет о живых людях и о моем любимом прадеде, которому цены нет. Да такого, как он, только одного на миллион, на десятки миллионов не сыщешь!

— Э, нет! — остановил его Хрисанф Никитович. — Помолчи! Хоть ты и образованный, пятнадцать лет на партах штаны протираешь, а не знаешь, что таких пожилых людей сейчас много. За это спасибо Советской власти, она продлила нам жизнь, теперь мы стали жить по-человечески. Как их, таких старых-престарых, называют, Никанор Петрович?

— Долгожители.

— О! Долгожители! Послушайте, Никанор Петрович, и ты, Самийло, послушай. У нас есть старенький учитель, Кирилл Иванович, ему восемьдесят три года. Но и его можно назвать долгожителем. Это же не двадцать пять…

Вдруг к его ногам, кружась, упала с дуба густолистая веточка. Хрисанф Никитович поднял ее.

— Вот поглядите. Сколько тут листочков? — Пересчитал. — Двенадцать. Большая семья. Но присмотритесь получше. И вы тоже, Нонна Георгиевна. Видите, все одиннадцать еще зеленые. А двенадцатый пожелтел. Ветер точно подслушал наш разговор и сорвал эту веточку, чтобы мы пригляделись к ней. Я вот к чему клоню. Этим листочкам можно было еще жить да жить. А ветер вдруг сломал ветку. Она могла бы еще долго зеленеть, только этот пожелтевший лист отжил свое. Вот, говорю для примера, пожелтевший — это я, вот этим одиннадцати еще бы шелестеть и шелестеть… Вслушайтесь!

Все молча слушали.

— Вот я и говорю… Про долгожителей вспомнили. Пришел как-то ко мне Кирилл Иванович и говорит: «На пенсии я, уже недолго мне жить осталось. Может быть, еще года три потопаю, а вы, Хрисанф, — это он обращается ко мне, — уже без одного сто лет отмаршировали. Давайте оставим что-нибудь тем, кто доживет до близкого уже двухтысячного года». Вы, профессор и Нонна Георгиевна, поняли меня? Вот ведь что задумал Кирилл Иванович! Потом он раскрыл большую папку с целой кипой записей и всяких вырезок из газет. «Вот эти, — говорит, — бумаги для меня дороже золота. Тут собраны документы о жизни нашего села и о людях, которым перевалило за сто лет». И начал читать. Я так рот и раскрыл. Страшно интересно. Оказалось, что таких, как я, на Украине целая дивизия набралась. Большинство из них на ногах, работают и дома по хозяйству, и для общества да еще и разумные советы молодым дают. Еще раз повторяю: вот что значит новая советская жизнь. А при царях наши деды редко доживали до таких лет, очень рано умирали, потому что все силы выжимали из них кровопийцы помещики и