Стая [Александр Сергеевич Филиппович] (fb2) читать постранично, страница - 67
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
И ведь этак же всю почти что ноченьку простоял он под таким же окошком и тогда, давным-давно только. И осень шуршала вокруг тоже. Без ветра, а от своего собственного угасания шуршала. И свет в окошках светился. И тень на занавесочках возникала время от времени. Только одного Василия тень-то. Одинокая… А с утра тот день начался сразу как-то непонятно! Всех лошадей развели куда-то порожними. Одного его, Гришку, в покое оставили. В бараках же те, которых всех в старое солдатское одевали, копошились, бегали за своими проволоками. И солдаты по караулке мотались туда-сюда. Только Василий ничего не делал, будто все, что вокруг свершалось, не касалось его одного никаким боком. Несколько машин за день приезжало: это увозили куда-то всякое казенное барахло. Но Василий все сидел себе на крылечке караулки и покуривал. Уж перед самым закатом те, которые за проволоками-то жили, построились, как и раньше, бывало, строились. Но только в тот день были все они какими-то веселыми, с котомками за плечами. Свои же ими и управляли, а не солдаты. Свои же и через лес их повели. А как ушли они, так тихо-то вокруг стало! И караульщиков — тоже никого. Ворота за проволоки — распахнутые. Двери же в бараках — отворенные. По всему плацу — солома, обрывки газет и тряпок. И мусор всюду прочий-разный… Почти что в глубоких уже сумерках Василий запряг сам. В возок. И с места сразу погнал шибко да хлестал больно, точно взбесился. Не распряг тотчас, как раньше-то бывало, на ночь, когда приехали, а вожжи намотал на заборчик. Словно они лишь передохнуть маленько из лесу сюда во весь дух мчали… Воды, правда, в ведерке вынес. И — все. Будто забыл напрочь про него, про Гришку-то. Поздным-поздно вышел из избы на улицу. Ночь такая же, поди, зрела — к морозцу. А вышел Василий на груди распахнутый и не опоясанный ничем. Босой почти что. С распущенными тесемками у галифе. Распряг все же… Фалея вывел Василий нынче из своего дома считай что в полной темноте уже. Поддерживая крепко, помог в телегу взобраться. Свалил Фалея, вернее. Сперва, как только тронулись, Фалей еще сидел кое-как, но после на бок завалился. Вожжины лишь на руку, как водится, намотал, чтобы он, Гришка-то, не запутался в них. И раньше этак же не один разок возвращались. Чего тут — дорогу ведь к дому он и без Фалея знал не худо. Шел тихо, уже по полному почти что безлюдью. Вот, правда, у самой конюшни долго стояли. Гришка землю скреб, фыркал маленько и осторожно: Фалей-то в тележке своей крепенько заспал. Оно конечно — с удобствами как бы, не на голой же земельке. …Да-а, до-олгий денек-то выдался нынче. На Фалеевой половине чего-то стукнуло. Вещь вроде упала. Гришка прислушивался: а и верно, Фалей там у себя завозился. Осторожные шаги его затем послышались. В темноте бродил, видать. И Гришка опытно, без нетерпения фыркнул. И вышло у него это форменно по-стариковски. В конюшню пожаловал Фалей со своего хода, прорубленного из жилой половины. В шерстяных носках и в галошах, в выпущенной поверх штанов рубахе. Держась за стену одной рукой, постоял он над ведерком, из которого всегда несло человечьей мочою. Холодно уже, а без шапки вывернул, считай, что во двор. Разогнулся, схватясь за поясницу. Голова круглая, сплошь обритая. Шагнул ближе. И Гришка догадался, что Фалей хочет поглядеть, где ему, Гришке-то, натерло нынче. И Гришка терпеливо подрожал всем телом, пока Фалей его ощупывал. Нащупавшись, Фалей вздохнул, но как-то так, как он один умел вздыхать: будто не от тяжести, а из удовольствия к жизни. Затем присел Фалей на краешек кормушки, подстелив сена под себя, и, закурив, принялся глядеть куда-то в пространство, мимо всего, что вокруг. Темно стало. И лишь когда Фалей раскуривал цигарку, лицо его освещалось, и отблескивал бритый череп, да узенькие, щелками, вспыхивали глазки. Уж сколько годов прошло, а Фалей все будто не изменяется. Такой же все остается. Круглолицый, гладкокожий и усастенький — реденькие волоски, под которыми кожа светит, скобочками изгибаются по углам рта. Гришка вздохнул и ступил ближе. Вытянув шею, ткнулся в протянутую встречь Фалееву ладошку. Ничего у Фалея в ладошке не было, но Гришка все же влажно лизнул, мягко губами потрогал твердые, с трещинками Фалеевы пальцы. — Нет водка — плохой. Есть водка — больше плохой, однако… — самому себе сообщил Фалей и зажмурился, потрогав голову. — Мал-мала понимала? Гришка согласно как бы дохнул ему в лицо. А и жарко дохнул, много враз выпустив нутряного своего, животного тепла… Отворачиваясь, Фалей отмахнулся. Гришка послушно отступился. А Фалей, зажав голову руками, уснул будто бы. Как в телегах усыпал всегда. Долго сидел так. И Гришка задремал тоже… Опять видел он себя молодым, в ту пору, когда еще в возок впряженным бегал. Года два, считай, после Василия-то еще бегал! Уже под Фалеевым началом бегал. Возили важного они тогда человека, заводского директора. Летом больше возили, когда важный человек
Последние комментарии
9 часов 43 минут назад
17 часов 43 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад