И на земле и над землей [Роберт Васильевич Паль] (fb2) читать постранично, страница - 2

взметывал рассыпавшиеся по плечам волосы, чайки над близким уже морем ликовали и радовались весне так же, как и год, и тьму годов назад.

Человек любил эту землю, это небо, это море и даже этот город, уже чужой и, казалось, замышляющий на него что-то недоброе. Оттого он и поглядывал на его стены и кресты то недоверчиво и бдительно, то откровенно враждебно и вызывающе. Но каменные стены были равнодушны к случайному раннему прохожему, к тому же еще и безоружному.

За свою долгую службу эти камни повидали многих: и воинов Боспора, и понтийского царя Митридата, и заносчивых ромеев, и бесстрастно-жестоких римлян, и излишне добродушных и щедрых киммерийцев и скифов, а потом сарматов, русколан, готов, алан, гуннов, тюрков…

Много было их у этих стен, и всем город был нужен — вместе с ними, этими стенами, золотом, кораблями, человеческим товаром, землей, небом, морем. Впрочем, со стенами пришельцы не церемонились, их влекло то, что было за ними. А чтобы подняться после них заново, городу требовались порой столетия.

Сейчас над бывшим Сурожем, как и над другими эллинскими городами Таврики, неотступно висит тень нового хищника — Хазарского каганата. Блистательный, гордый Рим пал под копытами коней северных варваров, василевсам угасающего Царьграда не до таких мелочей, как их далекие обедневшие города на чужой земле, — по горло увязли в войне с мусульманами-арабами, как прежде с персами, достойными соперниками в борьбе за химеру мирового господства.

Зато без помощи Хазарского каганата эллинам уже было не обойтись. Всех своих прежних союзников они потеряли или предали, остался он. А эти города… С молчаливого согласия империи каганат, не откладывая, быстро прибрал их к своим жадным рукам.

Ну, вот и море! Издали оно одно, а вблизи, когда его волны плещутся прямо у твоих ног, — совсем другое. Оттуда, с гористых склонов, где живет и трудится на земле род путника, это просто необъятное сине-голубое пространство. Особенно по утрам, когда оно в тумане, когда нет ни берегов, ни горизонтов, а есть лишь оно, это пустое пространство без видимой величины и материальности. Будто где-то тут кончается мир Яви и начинается Навь, мир потусторонний, незнаемый для живых.

Пока ты жив — ты в Яви, а после нее тебя ждет эта самая Навь. Но есть еще и мудрая Правь, которая правит всем. Она не позволяет нарушать установленного богами порядка. И сама она — от богов.

Приустав в неблизкой дороге, путник оперся на свой древний посох и долго любовался морем. Под ярким солнцем набирающей силу весны оно ликовало каждой волной, каждым трепещущим бликом, постоянно меняясь в своей беспечной игре. Слабый ветерок не мог осилить крупной волны, а мелкая искристая зыбь лишь свидетельствовала о царящих в мире тишине и покое.

Впрочем, и тишина эта была лишь кажущейся. Вон как раскричались в порту почуявшие поживу вечно голодные чайки. Это вернулись с утренним уловом рыбаки. Кто в челнах, кто уже на берегу сортируют свое живое трепещущее серебро. Лучшая рыба пойдет к столу самых почтенных и знатных, помельче — для торговцев, ремесленников, солдат. Ну а самая завалящая раздается бесплатно беднякам и рабам. Когда они не успевают к такому дележу, мелочь достается чайкам. Те своего не упустят, мигом очистят весь берег, даже развешанные для просушки рыбацкие сети.

Странная эта птица — чайка. Говорят, ни одно море не обходится без них, и везде они такие же неутомимые, беспокойные, тревожные. Греки считают их душами утонувших моряков и рыбарей, которых не смогли погрести на земле.

За что им такое наказание?

У русичей — иначе. У русичей люди, вышедшие за пределы Яви, отправляются к своим пращурам в синюю Сваргу, где бы это ни случилось. Посмотри на ночное небо — это наши предки с высоты небес смотрят на нас глазами-звездами. Когда мы благи и твердо держимся пути Прави, они довольны и ласково улыбаются нам. Когда мы чиним раздоры, забываем своих богов, изменяем своему пути, в глазах их — укор, а то и негодование. Не часто, ох как нечасто в последние годы пращуры глядят на нас с любовью!

Наблюдая за мечущимися птицами, путник с облегчением подумал о своем брате-рыбаке. Два года назад он попал в шторм и утонул. К счастью, это было не очень далеко от берега, и через какое-то время море вынесло его тело на сушу. Согласно обычаям, он предал его земле и тем самым, если верить грекам, спас его душу. Чайкой она не стала, но кто скажет, приняла ли его синяя Сварга. Хотя, чтобы попасть туда, достаточно достойно прожить отпущенную тебе богами жизнь или пасть в бою за родную землю.

Спустив вялые от безветрия паруса, в порт на веслах вошло сразу несколько больших грузовых кораблей.

Путник поспешил туда. У него был еще один брат, младший. Три года назад в числе нескольких десятков русичей, тавроскифов и местных сугдеан тот поступил наемником в императорскую армию и отправился на войну, которую Византия вела с арабами, пытаясь отстоять свои последние владения в Азии.

В сопредельных