Тринадцать дней жизни [Александр Комаров] (fb2) читать постранично, страница - 24

пределе.

Я слышал собственное дыхание из трубки. В висках стучала кровь.

– Ну, тот мальчик — инвалид, которого я взял у тебя...

– Ты у меня взял мальчика?! Ты в своём уме?

– Ну как же? — прохрипел я в отчаянии. — У которого... паралич спинного мозга.

– Какой-какой паралич? — цинично переспросил Мишка. — Слушай, Паш, ты больше мне ночью не звони, я тоже человек. Ложись-ка лучше спать...

Из трубки послышались короткие гудки, а потом наступила тишина, только капли воды монотонно стучали где-то в глубине труб. Я очень медленно повернул голову в сторону, моё отражение молча повернулось ко мне, и тут меня вдруг охватил такой ужас... Кожа покрылась мурашками, я вытаращил глаза, хотелось глотнуть свежего воздуха, здесь пахло едким хозяйственным мылом... и только капли в глубине тук-тук...

Я, спотыкаясь, выскочил в тёмный коридор и снова замер. Паркет едва слышно поскрипывал под босыми ногами. Мне казалось, что собственное отражение пристально смотрит мне в затылок, я сделал шаг вперёд и судорожным движением захлопнул дверь в ванную. Стало совсем темно.

Я очень медленно двинулся по коридору. Дверь в комнату была приоткрыта, оттуда сочился слабый свет ночного светильника. Время словно остановилось. Затаив дыхание, я заглянул в щель. По затылку прошла ледяная дрожь, ноги подкосились — Алёшки не было... только смятая кровать на том месте, где он умер...

Как рыба хватая воздух ртом, я толкнул дверь чуть вперёд, но тут замер, окостенел... Не в комнате — впереди, в темноте коридора стоял чей-то силуэт. От ужаса не чувствуя собственного тела, я с трудом повернулся в его сторону... Мальчик стоял неподвижно, я с трудом различал его контуры в темноте. Мне показалось, что моё сердце перестало биться — такая была тишина. По лбу с волос катились капельки пота, мои ресницы дрожали, я даже моргнуть боялся.

Внезапно что-то произошло, и коридор заполнился холодным голубоватым сиянием. Глаза мальчика светились, горели монотонным немерцающим огнём... Я почувствовал, как теряю сознание, но смертельная тишина оборвалась:

– Что же ты наделал? — произнёс Алёша таким голосом, что у меня кровь в жилах заледенела. — Что же ты наделал? — повторил он уже мягче, но теперь с таким унынием, что мне захотелось умереть — быстрее умереть.

– Алёша? — выдавил я сквозь пересохшее горло.

– Ты был так близок, — прозвучало в ответ. — В последний момент... ты сломался в последний момент. — Мне на мгновение показалось, что Алёша собирается заплакать. — Я знаю, это самое сложное, — произнёс мальчик. — Ты почти сделал это. Почти... Но почему? Что я делал не так?!

– Что я делал не так? — спросил я, переборов собственный страх.

– Ты лгал мне с самого начала, — вновь с ледком в голосе произнёс мальчик. — Но и я не говорил тебе правды... Потому не могу винить тебя во лжи. — Он помолчал, я же не решался что-либо говорить. — Но ты возненавидел жизнь — в самый важный момент ты всё проклял... Я не хотел этого! — мне показалось, что Алёша оправдывается.

– Не вини себя, я действительно всё проклял... только я.

– Но почему?! — взмолился мальчик. — Подавляющее большинство моих избранников даже не смотрели на меня в первый раз, кто-то пытался рассмешить, но в итоге уходил со слезами на глазах... — Я не сразу понял, о чём говорит Алёша. — Меня сдавали на следующий же день, вышвыривали на улицу, закрывали в подвалах от чужих глаз, прятали; на меня кричали, срывали свою злость, даже били. Некоторые, наоборот, убивали сами себя, но никто... никто не смог выдержать все тринадцать дней. И ты один выдержал двенадцать... — Алёша замолчал и продолжил почти шёпотом — тихо-тихо, так умел только он. — Что я делал не так? Велик был бы мой дар тебе, но ты должен был полюбить жизнь, а не проклинать её. Полюбить сам, без чудесной помощи.

Я молчал, мне нечего было сказать. Страх уже отступил, но я всё ещё был скован каким-то неприятным чувством — что-то не давало мне свободно дышать.

– И всё же ты сделал очень многое, — сказал из темноты мальчик, — ты был ближе всех... Я думаю... — Он сомневался. — Я решил всё-таки вознаградить тебя... Я не буду забирать твою память. Ты ничего не забудешь.

Я удивлённо сдвинул брови, но ничего не сказал. Похоже, Алёшу это немало удивило.

– Ты что, не понимаешь? — взволнованно переспросил мальчик. — Я дарю тебе любовь к жизни, которую так долго ищу... И даже нечто большее. — Он сделал шаг вперёд, к свету, глаза его потускнели. Передо мной стоял Алёшка — живой, такой, каким я его помнил, только глаза теперь в темноте словно бы были освещены солнечными лучами... Какая... какая красота...

Он плакал, или плакал я — я не понял... нет, я точно чувствовал слёзы — это я... Я!

– А теперь мне надо уходить, — с грустью сказал мальчик.

– Подожди-подожди! — взволнованно закричал я. — Можно один вопрос?

– Только не спрашивай, кто я.

Я замотал головой:

– Нет-нет... Алёшка, эти две недели ты был... — я задыхался от волнения, — Ты был настоящим, Алёшка?

Мальчик посмотрел на меня с