За стенами собачьего музея [Джонатан Кэрролл] (fb2) читать постранично, страница - 5
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
— Как сейчас помню, сижу это я у отца на коленях, а он мне показывает: «Смотри, Гарри, это Папашка Си-ки». Или Бразилец Бобо, Джонни Валентайн, Мохнатый Купидон. Я тогда был от горшка два вершка, и мне казалось, что это имена из какой-то волшебной сказки, вот я и запомнил их на всю жизнь. А Спутник и Ракета Монро были самыми страшными из всех. У обоих — длинные черные волосы с белесыми прядями, в общем, вид — как у самых отпетых негодяев. Фанни наклонилась вперед и ткнула в мою сторону своими сложенными очками. — Так вот, значит, откуда берутся названия для вашей коллекции? — Именно. — То есть вы называете мебель в честь профессиональных рестлеров? — Ага. Правда, потом эту идею украл у меня Филипп Старк note 12. Начал называть свои работы в честь героев какого-то научно-фантастического романа. Понимаете, на мой взгляд, люди чересчур серьезно относятся к дизайну. Вот я и решил давать своим творениям имена, забавные имена — надеялся, люди наконец увидят вещи в истинном свете. Ведь человек, готовый выложить за стул целых пять тысяч долларов, явно не понимает, что творит. Она снова — кажется, уже в четвертый раз — нацепила очки. Тонкое овальное лицо и крупные темные губы, сложенные в форме розового бутона… Квадратные очки в черной оправе от Кларка Кента note 13 создавали впечатление, что она очень старается выглядеть серьезной. — Но тогда, мистер Радклифф, что заставляет вас назначать по пять тысяч долларов за какой-то там стул под названием «Бразилец Бобо»? — В следущий раз, мисс Невилл, лучше готовьтесь к интервью. Я не назначаю цен на мебель, которую проектирую, — это делает компания. Да и они спрашивают цену вовсе не за стул и не за лампу — нет, это цена моего имени. К тому же, поверьте, я еще довольно дешев — например, Нолл за каждый стул Ричарда Мейера note 14 запрашивает по десять тонн. — А вам не кажется все это просто аморальным? Ведь столько людей в мире испытывают сейчас лишения… — А вам не кажется аморальным писать для журнала псевдоинтеллектуалов да богачей, которым ровным счетом наплевать на бедняков? — Туше. И что вы делали в Луксорских Банях? — Отец обожал турецкую баню и частенько брал меня с собой. Он вообще считал, что можно позволить себе буквально все: залпом выпить бутылку бренди, прокуролесить всю ночь напролет, — если только на следующий день сходить в турецкие бани и выпарить все последствия своих эскапад. — Эскапад? — Она впервые улыбнулась. — Я вообще верю в слова, где больше одного слога. — То есть вам нравится язык? — Я верю в него. Ведь это единственное, что нас связывает. — А то, чем вы занимаетесь? Разве человечество не находится в полной зависимости от своих сооружений? — Верно, но если оно окажется не в состоянии объяснить, что ему требуется, то и построить ничего не сможет. Даже самую примитивную травяную хижину. — Но что лично вы думаете о своей работе, мистер Радклифф? Не моргнув глазом и не испытывая ни малейших угрызений совести, я снова слизал у Кокто note 15. Только на сей раз заменил всего одно слово — вместо «писатель» вставил «архитектор». — Я знаю, что каждое из моих творений могло бы прославить любого архитектора. — От скромности вы явно не умрете. Теперь настала моя очередь податься вперед: — Значит, по-вашему, есть кто-то лучше меня? — Хотя бы Альдо Росси note 16. Я презрительно отмахнулся: — Его удел — кладбища. — Тогда Кооп Химмельблау note 17. — Они проектируют самолеты, а не здания. — Слушайте, неужели вы и вправду считаете, что лучше вас никого нет? Я на мгновение задумался. — Да. — Ничего, если я процитирую
Последние комментарии
1 час 51 минут назад
3 часов 24 минут назад
7 часов 17 минут назад
7 часов 21 минут назад
12 часов 42 минут назад
2 дней 20 минут назад