Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
потом бросает на меня быстрый разочарованный взгляд, словно только что сообразила, что ее обманули. Кивает и выходит вслед за отцом.
Мать до сих пор сидит.
— Не торопитесь, — просит она, трогая меня за руку. Если я сейчас уйду, дом станет невыносимо пустым. Я сажусь рядом, и она кладет передо мной кисть, согнутую чашечкой. Я накрываю ее своей.
— Это была не его идея, — говорит она. Пусть я не обижаюсь на поведение ее мужа.
— Нет-нет, я не обиделась, — уверяю я. Мне ясно, что идеи мужа пользуются в этом доме бесспорным приоритетом.
— Он очень измучен, — поясняет она. — Как и все мы.
— Вам нельзя терять надежду, — говорю я. — Никогда не теряйте надежды.
Ничуть не обманутая этими словами, она молчит, и моя неуклюжая поддержка растворяется в воздухе. Мать упирается взглядом в черный прямоугольник телевизора, но ее глаза ничего не видят.
— Передвинем стол обратно? — предлагаю я.
Она как будто не слышит, но потом отвечает, совсем тихо:
— Успеется, — и секунд пять-шесть смотрит прямо на меня. Это как если бы мы с ней обсудили ситуацию и обе не знаем, что еще можно сделать. Мать освобождает мою руку и поворачивается к окну. Она глядит туда, как на картину, которая ей непонятна или, во всяком случае, не вызывает у нее никакого интереса.
Я тоже смотрю в окно. С минуту или дольше мы сидим молча, и на наших лицах тает скудный вечерний свет. Потом, точно выслушав приговор судьи, мать устало кивает.
— Она была такая славная… — говорит она.
Все утешения тут бесполезны. Словами никогда никому не поможешь — только участием. Я кладу ладонь ей на руку, чуть ниже локтя.
Когда появляются слезы, я достаю платок. Она берет его и с силой прижимает к глазам, обнажая зубы.
Иногда страдания приводят к тому, что любовь вспыхивает заново, но здесь, я знаю, случится противоположное. Мужчинам бывает трудно любить, женщинам — нет.
Ее дочь была прекрасна, говорю я ей. Все мои слова звучат для меня самой как слова священника, давным-давно утратившего веру. Но молчать, по-моему, было бы еще хуже.
— Столько потерь… — бормочет она. Ее голос едва слышен; глаза раздирает мука. Я встаю, подвигаю стул, чтобы сесть с ней лицом к лицу, и беру ее руки в свои. Теперь мы соединены — ее левая рука в моей правой, и наоборот. В этот раз я не чувствую никакого сопротивления. Если бы дочь была жива, я бы это знала. Пока она говорит о своей дочери, наши руки лежат у меня на коленях. Рассказывая, она улыбается, плачет. Ее взгляд прикован к нашим рукам, словно это через них льется ее исповедь.
Она знает, что я помогу ей. Когда острота ее горя начнет притупляться, она вспомнит обо мне — через год, а может быть, через два, когда уйдет муж. От таких ударов нет исцеления, боль все равно останется. Ее можно только смягчить, и самое сильное средство для этого — любовь. Она понимает, что я ей предлагаю.
Последние комментарии
2 часов 23 минут назад
1 день 14 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 12 часов назад
2 дней 16 часов назад
2 дней 16 часов назад