Басмачи [Алексей Степанович Алферов] (fb2) читать постранично, страница - 2

станцию.

Станция была маленькая, крашеная изнутри и снаружи серой масляной краской.

Перед нею платформа деревянная, сажень в десять длиною, дальше — стрелки и семафор, а кругом степь, холмы песчаные и нигде ни одного домика.

Вышел на платформу человек в красной шапке, остановился важно возле колокола, куда-то через рельсы смотрит, руки за спиной держит, ключами поигрывает.

Подошел к нему Юсуф, поздоровался, рассказал про свою беду.

— Как же так, — спрашивает начальник, — вы, лежа на крыше, ничего не слыхали? А ну-ка, — говорит, — предъявите ваши документы.

Полез Юсуф в карман — пусто. И тут только он вспомнил, что оставил бумажник возле товарищей на нарах.

Запахнул он шинель.

— Нет, — говорит, — у меня документов. В вагоне забыл.

Нахмурился начальник:

— Ну, вот видите, как вам верить, если у вас и документов нет. Придется ждать следующего поезда. Как-нибудь туда вас устрою.

— Как же мне ждать, — воскликнул Юсуф, — у меня с собой ни денег, ни провизии!

— Ну, уж это ваше дело, — сказал начальник и, повернувшись, ушел к себе в комнату.

Хотел Юсуф спросить, что случилось с его поездом, да не обернулся начальник, захлопнул дверь и запер на ключ.

Целый день просидел Юсуф на станции.

В степи жарко. Тишина. Все неподвижно.

Земля высохла, потрескалась на солнце, кое-где травка чахлая кустиками, и в ней кузнечики стрекочут. Вокруг ни души. Хочется есть Юсуфу, а особенно пить.

В полдень вышел на платформу старик стрелочник. Шел он с ведерком мазута смазывать семафор.

Попросил у него Юсуф напиться.

Оказалось, вода на станции привозная. Доставляют ее поездом за сто верст. Подвел старик Юсуфа к цистерне. Припал он ртом к крану, пьет, вода теплая, мутная, отдает ржавчиной.

После воды еще больше захотелось есть Юсуфу.

— А что, дедушка, — спросил он, — нет ли тут поблизости селения, где можно хлеба достать?

— Селенья-то, как бы сказать, и нет, — отвечал старик, присаживаясь в тени под цистерной. — А есть аул киргизский, большой, хороший аул.

— Где ж на него дорога? — спросил Юсуф.

— Какая в степи дорога, — усмехнулся стрелочник. — Иди все прямо, на вон тот курган, от кургана возьмешь чуть правее, пройдешь верст пяток, будет пригорок, а с него уж и аул видать. А тебе зачем туда нужно? — спросил он.

— Да вот, — сказал Юсуф, — хочу за хлебом сходить.

— Ой, не ходи, малый, убьют! — сказал старик. — Здесь басмачей полно. Понаехали целыми шайками — никому проходу не дают.

— А как же вы живете? — спросил Юсуф.

— Эх, товарищ, — вздохнул старик. — Житье наше горькое, на станции сидим и то трусимся, а вдруг наедут басмачи.

— А не знаешь ты, — спросил Юсуф, — что с поездом моим случилось?

— Да что с поездом, поезд — ничего, обошлось кое-как, починили помаленьку, только люди перепугались. Ну да теперь он уж далеко ушел — наверстает, — сказал старик и заковылял к семафору.

Еще одну ночь провел Юсуф на станции.

Утром встал, есть хочется до рези в животе.

Сходил узнать про новый поезд — сказали ему, что будет не раньше, как дня через два.

«Ну, — думает, — за два дня тут с голоду пропадешь. Надо сходить в аул — продам шинель, достану хлеба, а к вечеру сюда вернусь, поезда ждать. По-киргизски я хорошо знаю, взять с меня нечего. Если и нарвусь на басмачей, авось, нетронут. Да и после налета на поезд они, верно, смотались подальше».

Расспросил он еще раз про дорогу. Выпил воды, подпоясался потуже. Выломал себе из забора жердочку и пошел степью в сторону аула.

Сначала дорога была рыхлая, песчаная, такая, что нога тонет. И только кое-где торчали из земли, как большие картофелины, розовые гранитные валуны. Потом пошли холмы, балочки, с отвесными, источенными ветром краями, в которых гнездились дикие голуби.

Дошел Юсуф до кургана, взошел на вершину. Обернулся — станция далеко позади и внизу осталась, как лишай выросла на степи, и в обе стороны от нее полотно желтыми полосками расходится. От кургана взял он немного правее, как учил стрелочник, и пошел дальше. Скоро и станция пропала из виду.

Утром итти было легко, а как стало припекать, начал Юсуф уставать. Разморило его жарой, в ногах слабость, после станционной ржавой воды мутит. Идет он, жердочкой подпирается, голодную слюну в сторону сплевывает. Прошел верст десяток, перебрался через крутой овраг, выбрался на другую сторону, глядит — вдалеке пригорок, словно кустарником порос. Отошел еще немного — смотрит, движется кустарник. То был внизу, а теперь поднялся до половины пригорка. Догадался Юсуф, что это не кусты, а овцы.

«Ну, — думает, — надо обойти стадо. А то у пастухов собаки злые, почуют чужого человека — разорвут».

Стал он забирать стороною. Вдруг видит — вынырнули вдали из-за пригорка две точки, маленькие, словно блохи, и скачут в его сторону.

Испугался он, оглянулся, где бы укрыться. Да куда тут спрячешься — везде степь голая, гладкая, как тарелка.

Стал он на месте. «Будь, — думает, — что будет».

А