Дневник Алонзо Тайпера [Говард Филлипс Лавкрафт] (fb2) читать постранично, страница - 3

в традиционном колониальном силе Новой Англии. Вероятно, соорудить такой дом было проще, чем каменный голландского типа, — к тому же, помнится, жена Дирка Ван дер Хейла являлась уроженкой Салема, дочерью нечестивого Абаддона Кори. Едва я поднялся на маленькую крытую веранду, как разразилась яростная гроза: непроглядная темень, проливной дождь, гром и молния, ураганный ветер, будто когтями рвавший на мне одежду, — в общем, чистое светопреставление. Дверь оказалась незапертой, и, достав электрический фонарик, я зашел внутрь. Пыль толстенным — в несколько дюймов — слоем покрывала пол и мебель, и там стоял затхлый запах плесени, точно в сыром склепе. Длинный холл тянулся через весь дом, а справа от входа находилась закругленная лестница. Я осторожно поднялся по хлипким ступеням на второй этаж и расположился в одной из комнат в передней части здания. Похоже, дом полностью обставлен, хотя почти вся мебель разваливается от ветхости. Я пишу это в восемь часов вечера, после холодного ужина из прихваченных с собой съестных припасов. В дальнейшем продукты мне будут приносить деревенские жители — правда, они отказались заходить дальше полуразрушенных ворот парка. Покамест нельзя, говорят они. Очень хотелось бы избавиться от неприятного ощущения, что все здесь мне знакомо.

Позже вечером

Я чувствую присутствие в доме нескольких таинственных сущностей. Одна из них настроена ко мне явно враждебно — некая злая воля, стремящаяся сломить меня и взять надо мной верх. Я должен собрать все силы и сопротивляться, ни на миг не давая слабины. Мой противник является воплощением безмерного зла и обладает определенно нечеловеческой природой. Думаю, он связан с некими неземными силами, населяющими неведомые пространства вне времени и за пределами Вселенной. Он возвышается подобно могучему колоссу, подтверждая все сказанное о нем в рукописях Акло. Явственно ощущая громадность его размеров, я не могу понять, каким образом столь гигантское тело вмещается в комнаты — хотя зримого тела у него нет. Возраст его, надо полагать, бесконечно древний — чудовищно, невообразимо древний.

18 апреля

Ночью почти не спал. В три часа пополуночи над округой повеял легкий, вкрадчивый ветер, который крепчал с каждой минутой и вскоре достиг ураганной силы, так что стены ветхого дома стали сотрясаться. Когда я пошел вниз с намерением крепко затворить гремящую входную дверь, темнота словно бы сгустилась в полузримые формы — по крайней мере, в моем воображении. Едва начав спускаться по лестнице, я почувствовал сильный толчок в спину — полагаю, то был ветер, хотя я готов поклясться, что различил расплывчатые очертания громадной черной лапы, когда быстро обернулся. Однако я удержался на ногах, благополучно спустился вниз и задвинул тяжелый засов ходящей ходуном двери.

Вообще-то я собирался обследовать дом только на рассвете, но теперь, оставив всякую надежду заснуть и подстрекаемый смешанным чувством страха и любопытства, я решил приступить к делу безотлагательно. По щиколотку утопая в пыли, я со своим мощным фонарем двинулся к большой гостиной в южной части дома, где с уверенностью рассчитывал найти портреты. Они действительно оказались там — как говорил мне В*** и как мне, похоже, было известно из какого-то другого, ныне забытого источника. Иные холсты потемнели от времени, покрылись плесенью и пылью до такой степени, что разглядеть на них что-либо толком не представлялось возможным, но на портретах, сохранившихся в чуть лучшем состоянии, я безошибочно распознал представителей отвратительного семейства Ван дер Хейлов. Лица на нескольких полотнах показались мне смутно знакомыми, но кому именно они принадлежали, я так и не вспомнил.

Яснее прочих угадывались черты отвратительного урода Жориса, произведенного на свет в 1773 году младшей дочерью старого Дирка, — я отчетливо разглядел зеленые глаза и по-змеиному сплюснутое жестокое лицо. Каждый раз, когда я выключал фонарик, это лицо продолжало маячить передо мной в темноте бледным пятном, и под конец мне померещилось, будто оно источает слабое зеленоватое сияние. Чем дольше я смотрел на него, тем более злобным оно казалось, и я отвернулся прочь, чтобы избавиться от впечатления, будто оно оживает и меняет выражение.

Но портрет, к которому я повернулся, оказался еще отвратительнее. Вытянутая угрюмая физиономия, близко посаженные крохотные глазки и свиноподобные черты сразу вызывали единственно возможную ассоциацию, хотя художник и постарался придать мерзкому рылу сходство с человеческим лицом. Так вот о чем шептал мне В***. Охваченный ужасом, я уставился на портрет, и мне почудилось, будто глаза на холсте замерцали зловещим красноватым огнем, а традиционный портретный фон на несколько мгновений сменился диковинным и неуместным пейзажем: унылая болотистая пустошь под грязно-желтым небом, покрытая чахлым терновым кустарником. Опасаясь за свой рассудок, я бросился прочь из