Панк обратившийся [Евсс Живой] (fb2) читать постранично, страница - 4

вкопанный напротив сплошной глухой деревянной стены. Оставалось загадкой как она тут появилась, какой–то месяц тому назад тоннель был совершенно пуст и вёл в секретное убежище, это обстоятельство пару раз помогало Гнусу избежать серьёзных зуботычин. И вот теперь такая жестокая подстава. Парёк обреченно вздохнул и медленно повернулся навстречу судьбе.

«Туккк… шшшшш… туккк… шшшшшш… туккк» — звучала мелодия дюралевого инструмента, способного творить чудеса хоумранов в крепких руках «Малыша» Бейба Рута или другого высококлассного бэттера. «Туккк… шшшшш…» — пели в унисон кирпичи, выложенные внутри прохода. Сердце Гнуса с каждым новым мгновением погружалось дальше в ноги. Всё это — два его подвига и возмездие настигшее в образе спортсмена с уголовной внешностью, легонько поигрывающего бейсбольной битой и шумно осыпающаяся при этом кладка, заколоченный против обыкновения спасительный отход — сильно смахивало на божье провидение. «Зря я наверное пнул бродягу» — вклинилась блудившая давно простая как лист бумаги мысль. Он вспомнил обман людей упавших на самое дно социальной вертикали и вдруг осознал, что в руках один из них держал икону лика святой Богородицы. Икону святой выбитую мощным ударом ноги, бросило в высокую траву за мелкой оградкой, возле которой просили милостыню.

— Ну сучара, молись! Убивать не буду, грех это. — грубая усмешка исказила рот преследователя. Гнус увидел лишь крупную золотую цепь с искрящим крестом, небрежно поигрывающие спортивной палицей руки и солнечный свет, причудливо сочившийся вокруг враждебной фигуры. «Это ангел! Ангел мщения Богородицы! Архангел!» — скользнула другая мысль.

— Я же не убийца, правда урод? — вещающий подбирался ближе, поудобней выбирал захват, примеривался к перетрухавшему, похожему на взъерошенную цаплю Гнусу. — Ты же мне моего жеребца не сломал, а так расписал, погано замечу, но расписал. Вот и я распишусь на твоих коленях, безмозглое животное. Обожрётесь и беса гоните, так что людям тошно. Написал, что я «пидар», ну ну, щас увидишь, кто пидаром станет, козлина. Полоса ладно, но слово, сука, слово я тебе не прощу. За слово будешь без коленей ходить, ну колени то у тебя будут, а ходить они у тебя не будут. — пояснил владелец с неприкрытой обидой в голосе.

— Нет, не надо! Пожалуйста! Простите меня? — срывающимся фальцетом попросил Гнус, до боли вжимаясь в деревянные перекрытия. Он судорожно шарил по доскам в поисках выхода. Тщетно, недавно сбитый щит, крепко стоял лишая надежды.

— Прощения? Да я тебя прощу, падла, с одним условием, акей? Через две минуты ты меня простишь, хорошо? А я тебя прямо сейчас прощу. Согласен на такой фьючерс? — спросил преследователь отрицательно мотающего головой разукрашенного юношу. Капюшон давно слетел открывая зрителю живописную панкотную субкультуру.

— Нееттт…

— Слава богу твоё согласие мне не требуется, ишак! — он прилично размахнулся и ударил по ногам. Острая боль пронзила левое волено Кости.

Часть 3

«Костя, Костя» — звала мама. Как давно это было, наверное минула тысяча лет. Маленький счастливый мальчуган побежал навстречу папе и маме. Родители подхватили малыша и закружились в радостном танце. Потом что–то изменилось, изменилось с уходом отца. Со временем связь матери с сыном пропала, испарилась, переросла в одностороннюю неприязнь. С девочками не клеилось и это добавляло грязи в мозги. Мать смотря на изменения Костика, по большей части плакала, ей так легче свыкалось с действительностью. Потом наступила эра отрицания, всего и во всём, отторжение здравого смысла. Связь с панкотой завершила падение славного мальчугана. Они разбивали витрины, ссали в подъездах и на клумбы, нажирались до умопомрачения и срали под двери квартир и многое, многое другое, гораздо сквернее. Подвиг — на примитивном диалекте банды.

Костя, так родители нарекли Гнуса, вспомнил то, как сам придумал подвиг, испытывая острую необходимость присоединиться к «требухе». Как нашел своих жертв, как ударил по гнусной роже и врезал по рукам с иконой святой Богородицы. Вспомнил как мать читала над ним короткую молитву, отправляя в школу и шептала её же когда он орал в приступе тупого бешенства переходного возраста. Нисмотря на его поведение, она молилась за блудного сына. Молилась той, образ которой он пнул в своём дурном подвиге.

А теперь здоровяк с дюралевой битой совершал свой подвиг.

Говорят у людей в опасных ситуациях мелькает пред внутренним взором прошедшая жизнь. Костя, чей ход времени замедлился, успел ответить для себя на два вопроса: время текло как ему и положено, менялась только скорость работы мозга; и второе — мозг крутил калейдоскоп событий по простой причине, он искал выход в прошлом приобретённом опыте. Найденный ответ показался объятому ужасом и болью сознанию весьма бесполезным. Но губы повинуясь внутреннему тёплому, спрятанному очень глубоко, начали шептать мамину молитву — «О