Кружась в поисках смысла [Вячеслав Михайлович Рыбаков] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

совершения казавшиеся наиболее безобидными, в силу вторжения факторов, которые нельзя было, или очень трудно было — или очень не хотелось — учесть, вдруг оказываются губительными.

Только опыт помогает не замереть в столбняке испуга перед невозможностью реализовать абстрактные принципы в конкретном поведении и научиться быстро и более или менее правильно делать выбор в подобных ситуациях. Но, во-первых, опыт сам по себе зачастую действует разрушительно на стремление вести себя этично; во-вторых, личный опыт всегда чрезвычайно ограничен как характером и склонностями обретающего этот опыт индивидуума, так и — что здесь особенно существенно — рамками ячейки мира, в которой сосредоточены непосредственные связи этого индивидуума и его непосредственные интересы; и, в-третьих, он часто оказывается малоприменимым, когда в мире происходят резкие изменения, то есть именно тогда, когда этическое поведение особенно необходимо для наименее болезненного подъема общества на какую-то новую ступень.

Усугубляет ситуацию еще и то, что с ростом численности населения и усложнением социальных структур рамки ячейки мира, в которой набирается опыт, как правило, не расширяются, а фактически сужаются. Действительно, в небольшом и социально однородном племени обратные связи срабатывают быстро и верно. Последствия любого поступка видны сразу и всем, а реакция на него точно адресована тому, кто его совершил. Кроме того, все члены племени заняты, в общем, одним и тем же делом, у них общие навыки, общие представления, они могут нормально оценивать действия друг друга, и, если коллектив рассматривает чьи-либо действия как ошибку, это, как правило, действительно результат ошибочного поступка одного, а не ошибочного мнения многих. Другое дело — сложный, стратифицированный, перенаселенный социум. Неэтичные действия зачастую проходят незамеченными; этичные действия по недомыслию окружающих могут вызвать негативную реакцию; морально осудить вышестоящего так, чтобы он это ощутил, затруднительно; обидевшийся и обиженный, разделенные захлопнувшейся дверцей троллейбуса, разъезжаются и никогда не встречаются вновь, а неизбежная реакция на неверное действие обрушивается на того, кто подвернулся под руку и кто, совершенно не понимая, за что с ним так, передает ее дальше. Казалось бы, невесть откуда нарастает массовая неприязнь. И общественная санкция морального осуждения бесцельно мечется, накачивая сама себя, пока не разрядится какой-либо судорогой изумительно напоминая процесс накачки в лазере, который, раз начавшись, уже не может не дать вспышку. Обратные связи не срабатывают; элементарная этика пасует; опыт не обогащает ее поведенческий арсенал, а дробит ее принципы. Лишь качественное расширение опыта способно вернуть ему его функцию кузнеца этики.

В связи со всем этим роль обмена опытом поведенческой реализации этики можно считать более важной, чем роль какого-либо иного обмена.

2.
Большая Литература из всех выработанных человечеством механизмов обмена подобным опытом является наиболее мощным.

Литература, оторвавшаяся от ритуального описания неизменных актов производства, возникла именно в период возникновения больших, сложных обществ, в которых опыт, набираемый внутри непосредственно воспринимаемой ячейки мира, перестал быть достаточной базой этики. В основу гуманитарного способа передачи информации закономерно лег духовный механизм, известный в психологии как «сгущение». Прямое отражение стало непродуктивным. Началось концентрирующее комбинирование реалий мира с целью — зачастую неосознаваемой автором, движимым лишь исступленным желанием «излить душу» продемонстрировать сложность и неоднозначность причинно-следственных связей как в сфере чувств, так и в сфере поступков. Придумывание сделалось неизбежным. В то же время оно не могло не быть индивидуальным, не могло проводиться иначе, как на базе личного опыта и личных переживаний. Фактически литератор отвечал миру, который порождал в нем определенные чувства, конструированием мира, который доказывал бы закономерность и общую значимость этих чувств, порождал бы эти чувства у всех.

Объективно же суммарная литература именно благодаря субъективной природе гуманитарного творчества есть ни что иное, как непроизвольное моделирование поведения различных степеней этичности с выявлением исходных условий, привходящих факторов и последствий, а также связанных с ними психологических состояний людей, вовлеченных в события. Именно успешность последнего — выявления психологических состояний делает описываемый опыт эмоционально убедительным и реально переживаемым — то есть отчасти как бы личным для читателя, следовательно, в дальнейшем как-то влияющим на его поведение.

Всякое крупное произведение так или иначе затрагивает двуединое основное свойство этики: бытовую тщету — глобальное величие. Акцент на какой-либо одной стороне всегда обман: