Я, волк [Майк Гелприн Джи Майк] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

начал пытаться разобраться в том, что со мной происходит. Я проводил массу времени в библиотеке, зарываясь в энциклопедии и штудируя популярные медицинские статьи. И когда я окончательно убедился, что мне не нравятся одноклассницы, а вот течка соседской суки меня отчаянно возбуждает, то без особых переживаний предположил, что я, возможно, не человек. Я искал подтверждений своей гипотезе и находил их одно за другим. В сумерках я выходил из дома и шёл один через районы города, традиционно считающиеся опасными из-за обитающей в них агрессивной шпаны. Я никого не боялся, никому не давал спуску, вступал в многочисленные драки и выходил из них победителем. Я смело шёл на ножи, кастеты и обрезки арматурин в руках обдолбанных отморозков. Я никогда не думал, куда иду и как буду возвращаться — безошибочный инстинкт выводил меня назад и приводил из любой точки в любую другую. Я прекрасно видел в темноте и обонял сотни окружающих меня запахов. Постепенно запахи начали трансформироваться в цвета, я научился не вдыхать, а видеть их.

Сказать вам, как пахнет пригнувшийся, зажавший в кулаке финку и готовый броситься на вас обкуренный хулиган? Он него несёт цветом угрозы, смесью пота и адреналина, пульсирующим чёрно-лиловым глянцем. Мутной, серо-жёлтой гнойной вонью смердят набитые под завязку нечистотами мусорные баки. Коричневато-бурой жижей отдают обшарпанные и пропитанные влагой стены убогих бетонных коробок-бараков. И над всем этим стоит терпкий и дурманящий запах человеческих страстей. Переливающийся всеми оттенками красного, от ярко алого до пронзительно пурпурного, запах вожделения и похоти — запах крови.

И я был один, всегда один. Я чурался и сторонился людей, отдаляясь он них всё больше и больше. Терианину чужда стайность. Мы — одиночки, свойственные всем терианам чувства гордости и независимости заставляют нас быть нелюдимами, почти отшельниками. Я взрослел, набирался опыта, анализировал, и к восемнадцати годам уже твёрдо знал, кто я такой. Я не был юношей по имени Виктор, хотя окружающие знали меня именно в этой ипостаси. Я был волком, молодым самцом-полуярком, звавшимся Вик.

Я поступил в институт, закончил его и устроился на работу в банк. Я был исполнительным служащим, корректным и аккуратным, хотя и нелюдимым. Начальство ценило меня. Я не брал отпусков, мне они были не нужны, вместо этого раз в месяц, в ночи полнолуния, я брал два дня отгулов и покидал город. В эти дни моим существом доминировал Вик, и я становился тем, кем был на самом деле — волком. Так продолжалось до того дня, когда я встретил Эмилию.


Эти последние два года я не жил, я существовал, влача мучительно тянущиеся дни от одного полнолуния до следующего. Она запретила мне видеть её в любое другое время, и я подчинился. Но два дня каждого месяца были наши. Мы встречались на вокзалах, пирсах или автобусных станциях, и оставляли город. Мы шли в лес, и там становились теми, кто мы есть. Вывалив из пастей языки, мы пластались в яростном беге через поля, занесённые снегом зимой и заросшие бурьяном летом. Мчались, скользя по льду прудов и озёр, или омывались в их водах. Загоняли зайцев и вспугивали глупых куропаток. Иногда прокрадывались в сумерках на окраину села, а потом, под заливистый брёх цепных псов, намётом уходили обратно в лес, и я нёс на загривке тушу зарезанного барана.

И каждый раз мы принадлежали друг другу, спариваясь исступлённо, отчаянно, в то время и в том месте, где непреодолимое желание застигало нас. И каждый раз, по возвращении в город я просил её уйти от мужа ко мне. И каждый раз она отвечала отказом, и я возвращался в своё захламленное однокомнатное логово и начинал вычёркивать дни из календаря.

Нет, то не была любовь в том понимании, которое вкладывают в это слово люди. Я часто думал, как назвать то чувство, что сжигало меня. Что делало меня похожим на мучительно передвигающего ноги сквозь череду липких, тянущихся в замедленном времени дней, зомби. В конце концов, я понял, что это такое. Меня сжирала и поглощала в себя тоска. Страшная, безнадёжная тоска, заставляющая зверей моей породы, напружинив тело, поджав хвост и вытянув морду, разражаться жутким, заунывным и пробирающим до самого нутра воем.


Её муж выследил нас, это было легко, ведь мы практически не таились. Он любил её, и видел, что с каждым днём она отдаляется от семьи всё больше, что звериное в ней проявляется всё чаще, и начинает подавлять человеческое. Муж обещал Миле никогда не интересоваться тем, чем она занимается, когда исчезает из дома. Он не сдержал обещания, поняв, что теряет жену, и предположив, что причиной тому может быть другой мужчина. У меня нет претензий к нему, он сделал то, что многие сделали бы на его месте.

Милин муж занимался коммерцией и держал охрану из бывших милицейских оперативников. Для них вычислить нас, безусловно, не составляло труда, но то, что происходило в лесу, конечно, оставалось тайной.

По нашему следу пустили псов. Стая застигла нас на рассвете, когда мы