cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
он объяснял своё участие в бунте молодостью, незнанием жизни и влиянием отца и сумел затронуть в сердце Марии чувствительные струны; от природы она была мягкосердечна, и, помня собственную юность, омрачённую заточением и одиночеством, королева приказала освободить Дадли. Когда он пошёл ва-банк, появившись при дворе и заявив, что у него, как у сына изменника, нет в кармане ни гроша, королева дала ему должность и вернула некоторые из земель, принадлежавших его семье.
Дадли не ощущал к ней никакой благодарности; железное здоровье и безжалостный нрав не позволяли ему испытывать ничего, кроме презрения к усталой старой женщине, которой он наврал с три короба, а она всему поверила. Он принял её милости, постарался казаться приятным, а когда стало ясно, что королева смертельно больна, продал часть своих земель и тайком послал вырученные деньги Елизавете в Хэтфилд. Старая королева, несомненно, умирала от водянки; её истерическая убеждённость в том, что она беременна, давно уже перестала кого-либо обманывать. Ребёнком Роберт Дадли был знаком с юной принцессой Елизаветой и виделся с ней один или два раза до того, как после скандала с лордом-адмиралом она исчезла с политической сцены.
В детстве они были закадычными друзьями, и ему доводилось слышать, что она постоянно нуждается в деньгах. Она должна была стать новой королевой Англии, и Дадли надеялся, что она не забудет его помощь и отблагодарит за неё.
Этим ноябрьским утром он, едва узнав о смерти Марии, во весь опор поскакал в Хэтфилд. Уже много дней он держал на подставах свежих лошадей и, не позволяя себе заснуть, бродил по Уайтхоллскому дворцу в ожидании вести о кончине королевы Марии. Он хотел попасть к новой королеве, когда волнение и радость от вести о внезапном возвышении ещё не улеглись и можно рассчитывать на её щедроты. У него, Дадли, есть веские основания претендовать на её дружбу, только бы успеть прибыть к ней до того, как все должности будут розданы и на его долю ничего не останется. Мария умерла в шесть утра, и все придворные уже неслись верхом и в экипажах к Елизавете.
Роберт пришпорил коня и пустил его галопом; до Хэтфилда оставалось не больше двух миль. Дадли начал что-то мурлыкать себе под нос. Он был взволнован, будущее представлялось ему в самом радужном свете. Он сумел избежать последствий отцовской измены; его надоедливая жёнушка Эми осталась в Норфолке; женщина, для которой жизнь приняла такой удачный оборот — его ровесница, и ничто не препятствует ему при желании связать свою судьбу с ней. Как-то раз в царствование королевы Марии они одновременно оказались узниками Тауэра; если ему представится такая возможность, он напомнит ей об этом.
Он свернул с дороги к усадьбе Хэтфилд и осадил коня у ворот. Старый дом из красного кирпича походил та улей; из окон доносился шум, двор был заполнен лошадьми и слугами. Дадли сумел пробиться через открытую дверь в Большой зал, но застрял в наполнявшей его до отказа толпе. Елизавета сидела на стуле, стоявшем на возвышении, на котором обычно ставили главный обеденный стол; вокруг неё стояли Вильям Сесил, лорды Сассекс и Арундель, герцог Бедфордский. Пустив в ход локти и кулаки, Дадли продрался через толпу и наконец оказался в переднем ряду придворных, ожидавших, пока их представят королеве. Теперь ему удалось рассмотреть её во всех подробностях; она сидела совершенно неподвижно, прямая как стрела, на ней было платье из чёрного бархата с кулоном, усыпанным жемчужинами и алмазами, голова в ореоле рыжих волос. Дадли с удивлением отметил, насколько она похорошела. Несмотря на величественную позу, её глаза сияли счастьем, от радости с лица не сходила улыбка. После минутного колебания Дадли подошёл к самому возвышению и упал на колени.
— Лорд Роберт Дадли, ваше величество! Моя жизнь и владения у ваших ног.
Он взглянул ей в лицо и понял, что она его узнала.
— Добро пожаловать, лорд Роберт. Явились получить свой долг?
Это была не Мария, которая могла зайтись криком от гнева, а через минуту залиться сентиментальными слезами. Перед ним сидела уверенная в себе, невозмутимая молодая женщина, которая смотрела на него с явной иронией. Но Дадли был таким же толстокожим, как и его отец; он не покраснел и не смутился.
— Королева не может быть ничьей должницей, — ответил он без промедления. — Пусть Бог дарует вам здоровье и долгую жизнь, а мне — возможность быть вам полезным.
Елизавета улыбнулась:
— Мы с вами старые друзья, милорд. Было время, вы меня не забыли, и вы увидите, что я умею быть благодарной; оставайтесь в Хэтфилде, и я подыщу вам какую-нибудь должность.
Он поцеловал ей руку, отметив, как нежны её длинные пальцы, и отступил в толпу, где дождался, пока она встала и поднялась по лестнице вместе со своим секретарём и пэрами. Её походка была медленной и грациозной, она то и дело останавливалась, чтобы улыбнуться и поговорить с теми, кого ей ещё не представили, и Дадли следил за ней с восхищением. Это была умная
Последние комментарии
12 часов 21 минут назад
13 часов 54 минут назад
17 часов 47 минут назад
17 часов 52 минут назад
23 часов 12 минут назад
2 дней 10 часов назад