Судьбой дарованные встречи [Серафима Германовна Бирман] (rtf) читать постранично, страница - 3

Иванович называл меня. —Вы мое творение!
{8} Итак —свершилось! Я сотрудница Московского Художественного театра! Судьба, судьба моя, ты творишь чудеса!
Но как могло наяву произойти то, что через три-четыре года в одном из благотворительных концертов Художественного театра, в каком-то акте пьесы «Доктор Штокман» я участвовала, правда, только один-единственный раз, в роли фру Штокман! Доктора Штокмана —свою коронную роль —исполнял К. С. Станиславский!! Казалось, это со мной было в каком-то тревожном сне —я чувствовала всем своим существом, что у меня нет права на то, чтобы не только стоять на сцене со Станиславским, но еще и говорить такие слова, как: «А наши дети, Томас? Наши мальчики? Что с ними будет?»
Но, слава богу, кончился отрывок! Влачусь в свою уборную (концерт шел на сцене Художественного театра), нет сил переодеться. Сижу и думаю: зачем поручил Константин Сергеевич эту роль мне? Неужели только потому, что фру Штокман —пожилая, а недавно Константин Сергеевич взял с меня клятву никогда не играть молоденьких и хорошеньких? За кулисами было тихо, оживления никакого, никто не входил, никакого отзвука… Но вот стук каблучков: Гиацинтова —Фиалочка, как многие звали ее, впархивает ко мне.
—Софа!! Скажи, что это? Как я? Какой образ у меня получился?
Знаю, нет, надеюсь —она сейчас утешит меня, успокоит —ведь она такая тактичная. Но вместо слов лжи во спасение она бухает:
—Образ какой? Ты —внучка. —И снова застучали каблучки —ушла!
Возвращаюсь к Элеоноре. Медицинский институт она закончила успешно. Работала в деревенской больнице. Деревня Васькоуцы красивая, большая, недалеко от Черновиц. Сестра радуется работе и тому, что начинает выплачивать долг —стипендию, полученную от замечательного человека, изредка приезжающего сюда в огромный красивый дом. Никогда раньше я не встречала такого человека, читала только в хороших книгах. Таким ясным, красивым, в самом лучшем смысле —светским —человеком до сих пор живет в моей душе Константин Федорович Казимир. Богатство дает ему возможность помочь не менее чем ста молодым людям —юношам и девушкам, —обеспечить их стипендией. Я видела, как Элеонора —{9} гордый человек —благодарила его. Не за деньги, а за то, что эти деньги позволили ей учиться, получить образование, а с ним —специальность, профессию, независимость, причастность к большой жизни. Теперь она скоро вернет всю задолженность. Теперь она может на летние месяцы пригласить нас, младших сестер и брата, к себе, в уютный просторный дом врача.
Сестра не боялась жизни, она была реалисткой; моя мечтательность казалась ей манерностью. Она требовала не раз, чтобы я присутствовала при родах, но я отбрыкивалась, зажмуривалась. Было ясно, что правда на ее стороне, что дорога моя в жизнь не будет устлана розами, и я чувствовала, что действительность разожмет мои зажмуренные веки, что она прикажет мне: не жмурься! Но поможет! Смотри!
И я смотрела. Видела раз зимой, как женщина в трех тяжелых шалях на голове, но в тонкой юбчонке стирала в проруби. Узнав в ней свою пациентку, недавнюю роженицу, сестра ринулась к ней по льду, почти что в прорубь, извлекла ее оттуда, несмотря на яростное сопротивление, и началась битва амазонок: сестра шлепала пациентку, та тумаками выражала негодование, что ей помешали стирать; они ругались, целовались, хохотали и плакали —это было чудно.
Какую великую силу сообщает человеку оптимизм! Сестра никогда раньше не жила в деревне, но как быстро разобралась она в психологии своих деревенских пациентов, сдружилась с ними. В деревне живут украинцы, русины, словаки. Вот один из визитов «господины докторицы» в избу брюшнотифозного (свирепствовал в ту зиму тиф). Меня она захватила с собой. Входим. Больной на кровати. Стонет. В чем дело? Вчера он был молодцом!
—Подойди ко мне! —зовет «докторица» жену больного, почему-то притаившуюся за полураскрытой дверью. Грозен зов. Как-то странно петляя ногами, женщина приближается к сестре. Начинается допрос:
—Что он вчера вечером ел? —Молчание.
—Что ты ему вчера дала есть? Отвечай!
—Да почесть ничего, господина докторица, —лепечет женщина. Но даже мне ясно, что чем-то обкормила она мужа.
—Значит, по-твоему, ел он только то, что я ему разрешила?
—А вже-ж. А то як же инше?
{10} Сестра устремляет на «преступившую закон» предельно грозные, но все же красивые глаза.
—Сейчас узнаем, есть ли у тебя совесть. —Она вынимает из сумки градусник. —Видишь?
—Та бачу…
Градусник вставляется под мышку больного. Ненадолго —ведь не в температуре дело.
—Так вот, эта штучка все видит, все знает. Вот сейчас она мне расскажет, дала ты ему есть что-нибудь вредное для здоровья или нет. —Она прикладывает градусник к уху и будто выслушивает важные сообщения.
—Ой, боже ж мий, боже! Ну, гарбувика вин домогався… Солененького…
—Так. Хочешь, чтоб муж живым остался?
—А як же?
—Так ничего, понимаешь, ничего ему не давай, как бы он ни молил. А дашь —дырки в кишках сделаются. Ну ладно, ладно,