Дикая принцесса [Лидия Захарова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

его мысли.

– Вы знаете Дядюшку?

Именно он был хозяином Лулуаня, королем самых темных переулков Каргабана. Но откуда об этом знать анкъерскому щеголю?

– Мы с ним давние друзья. Поэтому, Ри, не делайте глупостей, не искушайте судьбу.


***
Толороза, один из старейших кварталов Каргабана, не был ни самым дорогим, ни самым престижным. Скорее наоборот. По уровню жизни он мало отличался от бедняцких пригородов, но почему-то нищие Толорозы считали себя неизмеримо выше попрошаек с Западных Ворот. Ходили легенды, что именно в Толорозе рождаются самые гениальные драмы, поэмы и картины, хотя, опять же, оснований считать, будто там больше талантливых людей, чем где бы то еще, не находилось.

Интернат Толорозы имел аналогичную репутацию. Его воспитанники, в большинстве своем несчастные, забитые создания, вызывали лишь жалость, но на проявления ее смертельно обижались. Окъеллу Гергос объяснял это гнилым воздухом Толорозы. Именно расположенные неподалеку фруктовые гавани с их прелыми, сладкими испарениями порождали в людях гордыню и спесь. Те же самые качества, что выпестовывались в благоухающих садах Анкъера.

Ри не был исключением. Гергос мог наблюдать, как испуг на лице мальчишки сменяется задумчивостью, а затем и высокомерным презрением – довольно забавное выражение для того, кто еще несколько минут назад стоял на коленях, предлагая все, что у него есть. Но Гергос не собирался смеяться. Ему казалось, он знает, что творится в душе сомнительной чистоты.

Интернат Толорозы растил не только гордыню, еще он регулярно поставлял воров на улицы Каргабана и проституток обоих полов – в его бордели. Немногие – даже из числа патронов-благодетелей – знали о неписаных законах сего уважаемого заведения. Интернат принимал под свое крыло и мальчиков и девочек, любых возрастов, любого достатка, но в шестнадцать лет каждый воспитанник, не оплативший содержания и не успевший стать подмастерьем, ставился перед выбором: либо ремесло карманника, либо шлюхи. За годы, проведенные в стенах Интерната, каждый ребенок обзаводился весьма внушительным долгом и должен был выплатить его прежде, чем уйдет.

Кованая ограда, окружавшая Интернат, была своего рода шедевром символического стиля, весьма популярного в позапрошлом веке: узлы решетки в виде увитых плющом наконечников стрел символизировали благочестие, а узкие вытянутые бутоны на концах прутьев – непорочность. У ворот, традиционно открытых в любое время, дежурило несколько мальчишек постарше. Один из них, грузный детина, глянул на Ри с подозрением и, дождавшись, когда они пройдут, двинулся следом.

Гергос сначала хотел его одернуть, но передумал. Вместо этого он достал надушенный платок и приложил к носу. Ри бросил на него испуганный взгляд и совсем сник.

Двухэтажное неказистое здание было под стать решетке: воплощенная добродетель. Ни лишних украшений, ни легкомысленных завитушек на фасаде, все исключительно строго и целомудренно. Если бы здания были людьми, то Интернат стал бы чопорной старухой в траурном, давно вышедшем из моды чепце и с вечно поджатыми высохшими губами.

Еще один мальчик, на несколько лет младше Ри, распахнул при приближении Гергоса тяжелую дверь. Даже странно: несмотря на поздний час, Интернат не спал. На ступенях главной лестницы их встретил пожилой человек в дорогом, но заношенном костюме, почти полностью седой. Он близоруко щурил глаза, рассматривая посетителя, и поклонился, лишь покончив с инспекцией.

– Ваша светлость?

Едва ли он знал Гергоса в лицо, но мгновенно записал его в представители самого высшего дворянства. Когда Гергос не ответил на поклон, старик опустился еще ниже, почти уткнувшись носом в колени. Удивительная гибкость для такого возраста. Наконец «его светлость» отнял платок от лица.

– Господин директор, я полагаю? – спросил он, растягивая слова даже больше, чем обычно.

– Вы совершенно правы. Энвио Боравадо, милостью светлейшего Керпо, вот уже двадцать шесть лет директор Интерната.

– А это – ваш воспитанник?

Директор пожевал губами, оценивая ситуацию. Подошел ближе, повернул лацкан, рассматривая нашивку на курточке Ри. Тот весь сжался и, кажется, даже забыл, как дышать.

– Думаю, вы правы, ваша светлость, – признал директор.

– В таком случае у меня к вам будет несколько вопросов.

Директор снова поклонился и старческой, намеренно шаркающей походкой направился к кабинету.

– Прошу вас, ваша светлость, – проскрипел он, отворяя дверь.

Гергос снова поднял платок. На предложенный стул он сел лишь после тщательного осмотра.

– Итак, чем я могу служить?

– Я бы хотел купить мальчика.

Ри резко вдохнул, и Гергос спрятал в надушенном платке улыбку. «Что это, дитя? – хотелось спросить ему. – Радость или испуг?»

– Купить? – недоверчиво переспросил Энвио Боравадо. – Но…

Глаза старика забегали, беспокойные пальцы затеребили уголок лежащей на столе папки.

– Но зачем?