Графомания [Анатолий Борисович Шалин] (fb2) читать постранично, страница - 2

близкие, во-первых, могут быть ещё более невежественны, чем сам автор, а во-вторых, от ближних мы очень редко получаем объективную оценку как нашей личности, так и творений.

Близкие, чтобы не осложнять отношений с автором, всегда предпочтут зажмуриться, зажать себе носы и, мило улыбаясь, сказать:

— А что? Мне нравится… Очень, знаешь ли, неплохо смотрится…

Или:

— Ну, ты даёшь! Вооще!.. Прям, Пушкин… (Да, обычно поминают несчастного Александра Сергеевича, поскольку о нём ещё как-то помнят из средней школы, а остальных могут и не знать…). Такие восторженные критики, конечно же, оказывают нашему горе-автору медвежью услугу. Он вкушает блаженный нектар славословий и похвал и мгновенно, в своих глазах, преодолевает дистанцию между собою и тем же А. С. Пушкиным. И начинающееся заболевание из лёгкой, безобидной формы сразу переходит во вторую стадию, осложнённую манией величия и упоением своей грядущей славой.

Теперь уже и сам наш герой поверил в своё божественное предназначение и… «А что нам Пушкин? Мы не хуже!»

А от этого один шаг до: «Пушкин… Фи… Я намного лучше! И вообще никто не сравнится с Матильдой моей!..» Да, именно «моей»…

Вот и приехали… Последняя стадия…

Наш герой мысленно уже отковал себе бронзовый прижизненный монумент, который в его глазах вознёсся значительно выше Александрийского столпа…

Примерил все лавровые венки и готовится к получению, как минимум, всех Государственных и Нобелевской премий по литературе… Или иным видам деятельности…

М-да… Обычно на этой уже, можно сказать, мемориальной стадии заболевания, когда герой на крыльях грядущей славы спешит осчастливить весь свет своими божественными творениями и со скромненькой, трёх-, четырехкилограммовой, рукописью вваливается в издательство… Да, обычно там-то его и подстерегал наш брат — редактор. Нет, нет, упаси боже, слава Дантеса нам ни к чему. Но каюсь, каюсь, господа, в былые годы у редакторской братии руки были в крови бедняг-графоманов по локоть и некоторые из нас, с особо садистскими наклонностями (имён называть не будем и в зеркало смотреться, пожалуй, не обязательно), прямо как вурдалаки упивались высококалорийной графоманьей кровушкой. Конечно, и тогда высокопоставленные графоманы находили возможности осчастливить свет своими творениями, но на их пути были известные трудности. Ныне же почти все препоны порушились и… сами издатели восторженно и коленопреклонённо встречают любого заказчика-автора, не взирая на его способности. Всё ныне решает не литературный талант, а способность изыскать финансы и оплатить своё издание. Само собой как-то застенчиво подразумевается, что бумага стерпит всё, и энное количество экземпляров будет отпечатано. А уж найдёт ли автор читателей для своих трудов, это мало кого волнует, если найдёт, тем хуже для читателей.

И всё бы ладно, да вот обидно, что в этом море дряни теряются и тонут те немногие действительно талантливые сочинения авторов, что сумели найти какую-то копейку и опубликовать своё, самобытное.

— Однако, — как говаривал один известный писатель-чукча (просьба не путать с чукчей-писателем и всегда помнить, что это два совершенно разных литературных образа), — однако, моя мал-мал ушла в сторону…

Вернёмся же к нашей теме, к графомании в её втором, злокачественном, значении. Если в годы былые, почти теперь былинные, рецидивы этого недуга изредка можно было наблюдать в редакциях и, конечно же, в печатных органах всех мастей и рангов, то в наше время это явление приобрело, по крайней мере, у нас в России, характер пандемии и охватило постепенно все слои общества и все средства передачи информации. Ныне появились и благополучно процветают разновидности этого тяжкого интеллектуального недуга и в журналистике, и на телевидении, и на радио, и на эстраде. Общество наше полюбило это явление и в упоении смотрит многочисленные экранизации произведений западных графоманов — как-то: «Санта-Барбара», «Гваделупа», «Просто Мария» и «Не просто, Мария» и многие другие, съедающие миллиарды часов свободного времени и жизней наших с вами современников.

Не знаю, не знаю, что умного и значительного можно сказать за тысячу серий? По-моему, уже после первой сотни серий зритель, даже вполне сообразительный до того, тупеет и становится почти таким же непроходимым, как и сами авторы-создатели этих экранных шедевров, и, таким образом, экранная графомания завоёвывает, и с лёгким шипением гипнотизирует нашу наивную, девственную публику…

А бедные наши дети, подвергающиеся оглуплению многочисленными мультсериалами, какими-нибудь «Блиндайзерами» или «Трансформерами», в которых какой-нибудь один эпизод варьируется до бесконечности… Какая нормальная детская психика способна это выдержать? Идёт перекодировка подсознания, и наши детки лет через десять потребления подобных информационных пилюлек сами готовые, если не глиндайзеры, то графомайзеры, это уж точно. Впрочем, дети всего лишь повторяют взрослых.