Дипломная работа [Михаил Вячеславович Акимов] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Терпсихору бросить этого оборванца и выйти за Диофанта, упирая на то, что тот воин, значит, она в его частые и длительные отлучки сможет в богатом дворце вести себя, как заблагорассудится.

— Так, — решительно сказала Лера, — эту самую Терпсихору будет играть Ирка.

— Согласна. При условии: в любовных сценах ты будешь моей дублёршей!

— Ничего себе! — изумился Николай. — Из-за роли готовы перецапаться! А ещё подруги!

— Да шутим мы, дурачок! — расхохотались девушки, обнимая друг друга. — Серёжа, давай дальше, интересно очень!

— Дальше. У Терпсихоры загораются глаза при мысли, чего она сможет отчебучивать, будучи женой такого важного и знатного человека. Она назначает пастуху ночное свидание возле каменного колодца и после поцелуев и всего остального сталкивает его вниз.

— Ну, хватит! — решительно сказал было Николай.

— Архонт, — не обращая внимания, продолжал Сергей, — в ужасе от того, какое чудовище он породил, заключает дочь вот в эту башню, у подножия которой мы сидим.

Все, кроме недовольно дёргавшегося Николая, слушали, как зачарованные. Уже совсем стемнело, но костёр горел очень ярко, и большие языки пламени, вырывавшиеся из него, освещали лицо Сергея причудливым светом, то мощно выделяя из темноты, то перекрещивая тенями, отчего казался он каким-то древним колдуном либо прорицателем, вдохновенно повествующим, а может, и пророчествующим над огнём.

— Диофант, узнав о том, что архонт запер родную дочь — ведь про её художества ему неизвестно, — решает, что старик спятил и, расшвыряв охрану, врывается в башню. На самой её вершине, на краю узенькой площадки, он видит свою любимую Терпсихору, бросается к ней, сжимает в объятиях и впивается страстным поцелуем. Та охотно на него отвечает, и Диофант на вершине счастья. Внезапно Терпсихора издаёт зловещий смех и, продолжая обнимать Диофанта, увлекает его к самому краю площадки. Ещё секунда — и два тела, слившись воедино, полетят вниз. «Что ты делаешь, Терпсихора?» — восклицает поражённый Диофант… Нет! Не Терпсихора! Алкмена! Я придумал ей имя! Алкмена!

— Да, это я, Алкмена, — тихо, нежно, но очень отчётливо прозвучал девичий голос.

Сергей, очень недовольный, что его прервали, хотел сказать что-то резкое, но замер, озадаченный. Остальные ребята тоже в недоумении, почему-то поворачиваясь очень осторожно, оглядели друг друга. Все свои сидели здесь, у костра. А голос прозвучал издалека. Медленно, как бы боясь спугнуть что-то странное и необъяснимое, они повернулись на его звук.

Из-за яркого пламени ничего нельзя было разглядеть уже в полутора шагах от костра. Даже Девичья башня, которая была совсем рядом, выглядела неясным тёмным пятном. А вот гораздо дальше её, слева, хорошо были различимы две фигуры: девушки в белой тунике и юноши в драной пастушьей одежде. Странное дело! Кроме них не было видно ничего, а эти фигуры, как будто изнутри наполненные светом, торжествовали над мраком, и их голоса словно звучали в ушах у каждого из студентов.

— Да, это я, Алкмена, милый Пэн!
К тебе я ланью быстрою примчалась.
Весь день ждала я нашего свиданья,
Я солнце с неба прочь уйти молила,
Чтоб вечер наш быстрее наступил!
— Любимая! Вся жизнь моя теперь —
Лишь ожиданье нашей встречи!
Пасу ли коз, с друзьями пью вино —
Их речи мне сейчас неинтересны.
Но Зевса каждый миг я вопрошаю:
За что такое счастье мне дано?
И почему Алкмена неземная
Остановила выбор свой на мне?
Молчит он. Видно, сам не знает!
— Ох, льстец! Мужчины все такие!
Умеете вы лживыми речами
Неопытное сердце соблазнить!
А мы и рады: слушать вас готовы,
В душе подозревая каждый миг,
Какая кара нас за это ожидает!
Но всё же ты мне снова говори:
Скажи опять, что любишь. Не забудь
Сказать, что я всего одна такая
В целом мире!
— Смеёшься надо мной, Алкмена! Ну и пусть!
Ругаешь ты меня или целуешь —
Мне всё одно:
Любимых губ движение я вижу!
Ты говори, любимая моя!
Студенты сидели, как заворожённые, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть то чистое и светлое, что внезапно предстало перед ними.

Но вдруг возникли какие-то чёрные тени; гнусно подвывая, они заглушили речи влюблённых и закрыли их от ребят. В абсолютной темноте раздались два звука: сдавленный мужской крик — постепенно отдаляющийся и начавший звучать с эхом, — и девичий крик ужаса, оборвавшийся внезапно, как будто кому-то заткнули рот.

Наступила полная темнота, но никто и не пошевелился: все понимали, что это — всего лишь пауза, и сейчас последует продолжение.

Так и случилось. Снова возникли две знакомые фигуры; на сей раз, прямо на краю обрыва: тому, за которым было только море.

— Прощай,