Меч войны [Роберт Картер] (fb2) читать постранично, страница - 2

включая купцов, приплывших в Индостан на своих высоких кораблях; и казалось, что Павлиний трон, сиявший этим бриллиантом, будет источать власть ещё десять тысяч лет. Но, увы! Блеск власти померк, и пришло время великому бриллианту сменить своего владельца.

И в ночь, когда Надир-шах, Персидский Палач, да будет проклято его имя, привёл армии Севера к стенам Дели, было решено восстановить заклятье, произнесённое когда-то над этим камнем Господом Кришной, с тем чтобы Палач, овладев им, погиб в мучениях. Для этого бриллиант принесён был святому брамину, ослеплённому Палачом, чтобы брамин вновь произнёс заклятье; но брамин ошибся в словах, и отныне любой мужчина, чистый или порочный, должен был умереть в мучениях, овладев бриллиантом. Кровавый след отныне должен был потянуться за этим камнем.

Разрушение постигло землю Моголов на следующий день. Надир-шах свирепствовал в Дели, жители которого, не успевшие бежать, были либо ослеплены, либо сожжены заживо; и Павлиний трон был увезён в Персию. Но Кох-и-Нор был спрятан в тюрбане телохранителя и с соблюдением строжайшей тайны вывезен на Юг, в землю правления низамов, где он когда-то появился впервые. Палач же вместо Горы Света захватил меньший камень, Дария-и-Нор, Океан Света, и Надир-шах оставался в неведении об этом до конца своих дней.

В те времена низамом Юга был Асаф Джах, да благословенно будет имя его, великий и мудрый, правивший к тому времени народом Юга уже много долгих лет. И скипетром Асаф Джаха был мощный меч, Талвар-и-Джанг, Меч войны, Меч Ислама. И те из его подданных, которые были мусульманами, взирали с почтением на этот меч, зная о его могуществе и понимая, что должны быть преданными его владельцу во всех земных делах. Асаф Джах выслушал своих советников и астрологов, и самые мудрые из них сказали, что камень надо бросить в море; самые же коварные предлагали укрепить бриллиант на эфесе меча, якобы для того, чтобы не только мусульмане, но и индусы видели повелителя в его владельце.

Но Асаф Джах, будучи мудрым и хитроумным человеком, знал о проклятии, подстерегавшем владельца Кох-и-Нора, и повелел слуге-телохранителю отдать самоцвет первой жене; и когда это было сделано, слуга тот подвергся четвертованию, ибо разве проклятие не распространяется и на него? И разве смерть не должна была настигнуть обладателя камня? А по свершении этого Асаф Джах успокоился, ибо знал теперь, что каждый будет видеть повелителя в муже той, которая обладает столь могущественным сокровищем; жена же его, не будучи мужчиной, не подлежит проклятию мучительной смерти, нависающему, согласно словам брамина, лишь над владеющими камнем мужчинами...

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава I

Август 1746 г.

Занимавшийся день был полон зловещих предзнаменований, как будто сам дьявол бушевал в муссоне, бросавшем порывы тяжёлого влажного ветра на судно; как будто морские духи, вцепившись в снасти и устроившись на реях, выли и стонали в такелаже корабля. Индра, покровитель воинов и громовержец, ликовал и торжествовал в этом шторме, и каждый из стоявших на вахте ощущал его присутствие.

Пятисоттонное торговое судно «Удача» принадлежало дому Флинтов. Капитан, На-Кхуда на языке хинди, Хэйден Флинт, стоял наверху. Два матроса, индийцы, скребли палубу у его ног. Он придержался за штормовой поручень, когда палуба накренилась ещё сильнее, и взглянул на грот-мачту, на её голые нижние реи, на её напрягшиеся штормовые марсели^[9], на вспененный след судна среди тёмной воды.

«Война, — подумал он мрачно. — Война в день, который должен был бы стать для меня свадебным. Французы захватят Мадрас и всё, чем мы владеем. А теперь и тайфун, разыгрывающийся в Бенгальском заливе. Правы индийские святые, мудрецы садху: горестна судьба того, кто сходит со своего предназначенного пути. Не следовало отцу передавать мне командование».

Он бросил взгляд на вахтенных-индийцев, сбившихся на подветренной стороне. Палубы прибраны, пушки надёжно закреплены, орудийные порты закрыты. Ничего не изменишь: он назначен капитаном этого сокровища отцовского флота, и он исполнит свой долг.

Он прислушивался к жалобному скрипу натянутых штагов^[10] и, казалось, ощущал падение ртути в барометре. Это был высокий мужчина, янки, родившийся в городе Нью-Хейвен английской колонии Коннектикут в Америке, но выросший в Калькутте, с детства проводя много времени на судах отца, плававших в восточных водах. В свои двадцать пять лет он был крепко сложен, хотя и худощав. Он стоял без шляпы, из-за сильного ветра, одетый в хорошо сшитый, длинного покроя мундир темно-бордового цвета с кремовыми отворотами и обшлагами и серебряными пуговицами, спускающийся на узкие бриджи и белые шёлковые чулки. Он поднял к глазам изящную медную подзорную трубу. Его лицо должно было нравиться калькуттским дамам: тонкие правильные черты,