В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
появился сын. Он родился на сороковой день после смерти Георгия Афанасьевича, отца Алены, и не назвать его Георгием было нельзя.
Георгий Афанасьевич мучился суставами, в последние дни едва ходил, и в конце концов его сердце не выдержало. Сказались, во-первых, ужасающие условия в фашистском плену, а во-вторых, страсть тестя к рыбалке. Даже больной он сбегал от нас, садился на автобус и уезжал к ближайшему пруду.
Во Внукове рядом с больницей тоже был пруд. К середине лета он весь зарастал ряской, из которой торчали обломки дубовых сучьев. Рыбу на нем никто не ловил, однако Георгий Афанасьевич в первый же свой приезд вытащил парочку ротанов.
— Хорошая рыба, — сказал он. — Без костей.
Но Алена ротанов отдала кошкам.
— Бензином воняют, — сказала она.
Я спорить не стал. Пруд был настолько грязный, что нормальной рыбы в нем не могло быть по определению.
К этому времени участок Лепешинской, прилегающий к пруду, купил журналист Певзнер. Поговаривали, что уж он-то расчистит пруд, чтобы здешние дачники устраивали на нем гулянья, а некоторые, вроде Георгия Афанасьевича, ловили рыбу.
Однако этим мечтам не суждено было сбыться. Певзнер расчистил большой яблоневый сад на участке, обнес его высоким забором, но этим и ограничился. Пруд продолжал зарастать ряской.
— Могло бы быть хорошее место для отдыха, — сказал я.
— Он говорит, отдадите пруд в личное пользование — расчищу, — ответствовала жена.
— Кто ж ему отдаст, — хмыкнул я. — Чай, не при капитализме живем.
Но с развалом СССР капитализм как раз и грянул. Пруд, правда, так и остался ничей, а вот со всем остальным произошли большие перемены.
Опустели прилавки магазинов, зато вокруг них расплодились блошиные рынки, на которых можно было купить все — от бутылки водки до младенческой соски. Мне в принципе годилось то и другое, но младенцев вокруг было все же значительно меньше, чем пьяниц. Я свою коляску катал возле нашего дома в Москве практически в одиночестве.
— А кто станет рожать в годы разрухи? — объясняла мне жена. — Только такие дураки, как мы.
— А воля к жизни? — упорствовал я.
— Кончилась воля.
Это было похоже на правду. По телевизору рассказывали о бандитских разборках, землетрясениях и цунами, — и никто не говорил о младенцах.
Страна стремительно разворачивалась лицом к западной демократии.
— Когда нечего жрать, приходится пить, — втолковывали мне собутыльники в «Московском вестнике». — Раньше надо было ребенком обзаводиться.
— Раньше не получалось, — оправдывался я.
С ребенком мы действительно припозднились. Но, значит, где-то там, наверху, было предопределено, чтобы наш Егор появился на свет именно в год распада СССР.
«Кому-то ведь надо жить дальше, — рассуждал я. — Не выжженную же землю оставлять после себя».
Но большинство граждан бывшей страны жили именно как в последний раз.
Из Минска в Москву на научную конференцию приехал Николай, с которым мы когда-то жили в одном доме.
— Хочу своего коллегу навестить, — сказал по телефону Николай. — Он недалеко от тебя живет, на Удальцова. Не составишь компанию?
Я согласился.
Дом, в котором жил товарищ Коли, по фамилии Астахов, находился рядом с метро «Проспект Вернадского». Это была типичная «хрущевка» — обшарпанная, с вонючим подъездом и исписанными ругательствами стенами.
— Переезжаете? — спросил я, оглядывая комнату, в которой жили Астаховы.
У нее был вид словно после ограбления или обыска. На мысль о переезде наводили два больших чемодана, стоявших посреди комнаты.
— В Штаты, — выглянула из кухни Ляля, жена Астахова. — Сейчас бутерброды принесу.
«Видная особа, — подумал я. — Но я в Штаты даже с ней не поехал бы. Язык плохо знаю».
— А я поеду, — сказал Астахов. — Этнолингвистов и там не хватает.
— А язык? — спросил я.
— Выучу, — пожал плечами Астахов.
Они были любопытной парой. Ляля была глазастая, с пышной гривой черных волос и яркими губами. Астахов длинный, худой, нескладный. Типичный ботаник.
— Сейчас выпьем самогонки, — сказал Астахов. — Сегодня выгнал.
Он ушел на кухню.
— Где преподает? — спросил я Колю.
— В МГУ.
— И что им здесь не сидится?
— Ляля дочка писателя Васильева, — сказал Коля. — Про белых лебедей читал?
— Читал, — кивнул я. — Но сам Васильев вроде в Америку не собирается.
— А Ляля с ним не живет. Родители давно развелись.
— Понятно, — сказал я.
Я подумал, что все-таки не очень хорошо разбираюсь в московской жизни. Как был провинциалом, так и остался. Для меня Москва даже в нынешнем ее виде по-прежнему город мира. А Ляле, видимо, подавай Нью-Йорк. Астахов там тоже будет дурь гнать?
— По самогону он специалист высшего класса, — сказал Коля. — Впрочем, как и по этнолингвистике. Но такую самогонку, как у него, я мало где пил.
Коле можно было верить. Лингвист-диалектолог, он объездил не только Белоруссию, но и Украину с Польшей. А что
Последние комментарии
4 часов 29 минут назад
4 часов 46 минут назад
5 часов 11 минут назад
5 часов 43 минут назад
6 часов 50 минут назад
8 часов 31 минут назад