От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
пищевод. Пропал голос. Энгельс едва мог глотать жидкость.
Ему принесли аспидную доску на подставке, грифель.
«А жаль, что мне не удастся съесть отбивную за компанию с вами, – написал он Фрейбергеру. – Поехали в Лондон».
Он едва мог двигаться, когда его перевозили назад, на Ридженс-парк-род.
Через несколько дней Элеонора Маркс-Эвелинг вернулась из Ноттингема, прокопченного рабочего города, в Лондон и сразу поднялась в кабинет Энгельса. Она уже знала, что Генерал не может разговаривать.
«Как хорошо, что я дождался тебя, Тусси! – написал он ей на грифельной доске. – Что-то ты похудела, девочка. Сильно устала? Удались ли твои выступления?»
Тусси стала рассказывать о ноттингемских встречах, об агитации за рабочую партию.
Энгельс писал вопрос за вопросом.
– Невозможно сказать, какие сильные боли он испытывает сейчас! – мучился от бессилия доктор Фрейбергер за дверями.
Но Энгельс продолжал смотреть на всех прозрачно-серыми глазами. Только были теперь они на исхудавшем лице огромными и пронзительными.
•
Его сердце остановилось пятого августа в половине одиннадцатого вечера.
•
Завещание Энгельса было хорошо известно, как известно и его желание: кремация, самые скромные похороны без помпезности – при ближайшей возможности урну с прахом опустить в море, поблизости от скал Истборна.
В эти дни в доме на Ридженс-парк-род номер сорок один было тихо. Все переговаривались шепотом. И даже почтальоны, приносившие полные сумки писем и телеграмм со всех частей света, звонили едва-едва, боялись нарушить печальную тишину.
В субботу, десятого августа, в два часа дня в зале ожидания на вокзале Ватерлоо началось последнее прощание. Их собралось не много – всего человек восемьдесят, самых близких.
У гроба, покрытого венками от рабочих организаций стран Европы, стояли люди разных наречий. Опустив голову, в траурной тишине, здесь стояли Степняк-Кравчинский, Вера Засулич. От имени российских социал-демократов она тоже возложила венок.
Она смотрела на выступавших Поля Лафарга, Августа Бебеля, Эдуарда Эвелинга и соглашалась с каждым их печальным словом. Среди всех потерянным выглядел племянник Энгельса, господин Шлахтендаль, говоривший от имени набожной семьи купцов и фабрикантов.
В половине четвертого цинковый гроб с телом перенесли в вагон, и специальный поезд повез его в небольшой городок Уокинг, за тридцать миль от Лондона, где среди сосен стоял крематорий. Лишь несколько близких людей сопровождали его туда.
•
Двадцать седьмого августа Элеонора, которую уже никто не звал Тусси, ее муж Эвелинг, Лесснер подошли к южному скалистому английскому берегу.
Впереди, в метрах двухстах от скал белел среди волн истборнский маяк.
Лодка для них была уже готова.
Ветер наверху гнул сосны, здесь, внизу, он брызгал с волн пеной.
Мужчины помогли даме сесть в лодку, молча оттолкнулись от берега.
Подплыв ближе к маяку, они приподняли весла.
Оставалась последняя минута.
Он, Энгельс, стоял у всех перед глазами. Он был живой, шутил, вслушивался в беседу, спорил.
Только таким они представляли его…
Мужчины кивнули, и Тусси медленно опустила урну в волну.
– Прощай, Генерал, – тихо прошептала она.
Урна уходила в зеленую глубину. Потом руку окутала следующая волна… И теперь лишь морю было доверено хранить прах великого человека.
Примечания
1
У Энгельса эта строка из «Марсельезы» дана на французском – языке оригинала.
(обратно)
2
Брокер – чиновник, описывающий имущество за долги.
(обратно)
Последние комментарии
3 часов 11 минут назад
6 часов 59 минут назад
7 часов 17 минут назад
7 часов 23 минут назад
7 часов 38 минут назад
9 часов 12 минут назад