Kriegerlegende I: Состязание оружейников (СИ) [Astrid Martell] (fb2) читать постранично, страница - 18

ледяной водой. Потом он взял клинок и накалял его, пока металл не засиял глубоким цветом спелой вишни. Наконец он вытащил его и замер всего на мгновение в неуверенности над бочкой. Но этого мгновения хватило – Ротгер все-таки обернулся, подскочил, и схватился вторыми щипцами за хвостовик меча, жестко зафиксировав его перпендикулярно земле. Вместе они опустили клинок в охлажденную бурую жидкость.

- Это же кровь!

- Да.

- Это же магия! Это… Треснул?! Он треснул?

- Доставай!

- Не повело. Не треснул. О боги.

Эдан взял клинок и снова положил его в горн. Когда металл стал коричневым, он тут же достал его и положил на чугунный стол – остывать.

Ротгер ковал навершие и перекрытие для гарды, пока Эдан раз за разом немного нагревал и отпускал меч. Ему все еще было больно, и в складке меж сморщенных от напряжения бровей собирались льдинки пота. Когда Эдан был готов шлифовать клинок, Ротгер уже сбегал в мастерскую местного столяра и сделал даже деревянную трубку для будущей рукояти. Ротгер сменил Эдана и посадил едва державшегося на ногах парня разрезать кожу. К концу ночи парни закончили с гардой и меч был полностью готов. Тогда Ротгер взял его с обеих концов, поднял над головой и согнул до своих плечей. С замиранием сердца он отпустил концы, и меч выровнялся, словно бы его никогда не трогали! Тогда он поднес меч ближе к глазам и вдруг заметил…

- Эдан, гляди какой узор! Это твоя кровь? В которой ты закалял?

- Нет, - покачал головой Эдан. – Раньше так не получалась. Какая разница? Главное, чтобы он прошел испытание.

- Мы уже не успеваем сделать ножны, нужно думать, как подбросить этот меч судьям, которые будут состязаться. И как потом заставить их поверить, что меч – наш.

- Я оставил там маленький сюрприз. Написал на коже наши имена. Я недавно научился писать. Заверни наш меч пока что в ткань и отнеси его Гунтеру, пусть сдаст его вместе со своим и подберет ножны из каких-нибудь старых, ненужных. А я найду огромный сугроб, засуну в него руки и просижу так до завтрашнего утра.

9

Меч без кузнечной марки мог вызвать подозрение, но Гунтер настоял на том, что это – работа некого подмастерья, и ничего дурного в его участии не будет. На соревнование приехали всего пять или шесть мастеров, включая местных оружейников, но жизнь ярмарки, рынка, улиц и постоялых дворов кипела не вокруг них, а вокруг съехавшихся со всей округи крестьян. Улицы, обычно пустые, теперь были переполнены прохожими, а торговцы буквально дрались за место на рынке. Дружинники не пытались их разнимать. Было ясно, что некоторым из них кто-то хорошо заплатил, чтобы оставить выгодное место за собой.

На площади между длинным домом конунга, казармами и постоялым двором установили ристалище, на котором воинам предстояло испытать мечи. Около восьми утра наконец стало достаточно светло, и конунг объявил, что соревнование начинается.

Эдан и Ротгер легко спрятались в толпе, нарядившись в старые меховые плащи и спрятав лица под капюшонами. Толпа горожан и крестьян встала полукольцом вокруг ристалища. С той стороны стояли дружинники рядом со стойкой, на которой висели ножны мечей-соревнователей. Рядом поставили что-то вроде кресла для конунга, а в паре саженей от них развели костер и стали варить в огромном чане вино со специями и медом, сладкий запах которого резко мешался с запахами талого снега и человеческого пота.

Кто-то ударил в барабан, и шесть дружинников, взяв шесть мечей разных мастеров, вышли на ристалище и устроили потешный бой. Толпа поддерживала их криками и свистом, но не слишком бурно – самое главное было впереди.

Когда бой завершился, конунгу поднесли все мечи, и тот попеременно осмотрел их, проверяя на вмятины и царапины. После этого он стал сгибать каждый меч. Один из мечей согнуть не удалось, и конунг объявил, что эта работа – не годная. Другой меч искривился, и его пришлось выпрямлять. Остальные четыре выдержали.

Ближе к полудню началось главное действие. Пара дружинников сходили к порубу и вытащили оттуда связанного веревками исхудавшего и ослабшего, но все еще выглядевшего грозным из-за телосложения воина одноглазого мужчину. Он хмуро смотрел на окружающих, но был связан, и люди свистели, кричали и лаяли на него, как свободные собаки на посаженного на привязь волка. Оставшиеся дружинники прикатили доски и бревна и стали сооружать что-то похожее на виселицу. Мужика привязали за руки и ноги и растянули между двумя бревнами, сняв с него всю одежду. Толпа стихла в предвкушении, когда дочь конунга, наряженная в походное меховое платье, с ярко раскрашенным лицом и руками, чтобы все хорошо ее видели на снегу, взяла первый меч и подошла к преступнику.

Она немного потянула время, и под восторженные возгласы широко замахнулась и ударила