Вспоминаем по команде — раз, два, три! (без илл.) [Данил Анатольевич Дмитриенко] (fb2) читать постранично, страница - 3

Прибалтике, Румынии и Молдавии, на Украине: солидные фашисты заседают в парламентах, а братья их меньшие безнаказанно убивают на улицах. Фашисты различных мастей получают всё больше мест и в Европарламенте.

Ну, а на родине Нора, как уже говорилось, набирает очки Национальный фронт Ле Пена под руководством его дочки.

При этом важно понимать, что фашисты современного образца пока что весьма осторожно выражают симпатии по отношению к нацистам прошлого, стараются не использовать их терминологию. Сегодня они борются не за «чистоту расы», а за «культурную идентичность», за «уважение к коренной культуре и государствообразующей религии», за «сохранение европейских/христианских/общечеловеческих ценностей». Таким образом, их ненависть в первую очередь направлена против иммигрантов, представителей «неправильных» религий и культур. А чтобы правильно о чём-то помнить, необходимо, видите ли, что-то активно забывать; чтобы сохранить традиции и культуру, необходимо физическое устранение, изгнание или насильственная культурная ассимиляция инакомыслящих и инаковерующих.

Вот о чьём «всемирном торжестве» говорит Нора, совершенно правильно связывая бурный всплеск «обретения памяти» в Восточной Европе с падением Берлинской стены. Стена рухнула, а самые тяжелые камни полетели на Восток. Действительно, вслед за этим мы наблюдаем рост националистических настроений в странах бывшего СССР, ряд чудовищных кровавых конфликтов на национальной и религиозной почве (Нагорный Карабах, Приднестровье, Югославия и другие). Видимо, геноцид Пьер Нора и подразумевает под «вытесненными составляющими исторического процесса», которые, наконец, вернулись на политическую арену. Так что о декларируемой неангажированности и аполитичности Нора можно забыть.

Кстати, во Франции «торжество памяти» (читай, торжество неоконсерватизма) Нора жёстко привязывает к 1975 году, «когда особенно явно совпали результаты экономического кризиса, последствия постголлизма и исчерпанность революционной идеи». Не будем забывать, что в этот год к власти пришёл неолиберал Валери Жискар д’Эстен, который взял курс на интеграцию Франции в военные структуры НАТО и поддержал решение развернуть в Европе американские ядерные ракеты. Неудивительно, что провал Красного мая 1968 года, и консолидация правых сил привели к росту консервативных настроений. В статье «Всемирное торжество памяти» Жискар д’Эстен подобострастно именуется «блестящим молодым экономистом», воплощавшим собой «глубины французской натуры». Не будем забывать, что именно при либерале Жискар д’Эстене в 1977 году Пьер Нора занял руководящий пост (directeur d'études) в одном из самых престижных французских вузов, — Высшей школе социальных наук Франции. Вот уж действительно «торжество»: есть, что вспомнить.

Далее не менее интересно:

«Экономический кризис 1974 года... во Франции он ощущался особенно остро, поскольку положил конец трем десятилетиям ускоренного подъема, интенсивной индустриализации и урбанизации, которые смели в ураганном порыве целый набор традиций, пейзажей, ремесел, обычаев, жизненных укладов, не менявшихся во Франции дольше, чем в соседних индустриальных странах^[18]. Когда этот стремительный подъем внезапно оборвался, Франция вдруг осознала не только масштабы убытков, нанесенных прогрессом, но и окончательную утрату фундамента, на который страна опиралась вплоть до первых послевоенных лет, в частности тысячелетней незыблемости своих аграрных основ».

Итак, по мнению прославленного интеллектуала, «ускоренный подъём» и «прогресс» приносят «убытки». Казалось бы, раз «прогресс», стало быть, не одни лишь «убытки». Но Нора интересуют не экономический рост, развитие науки и техники, повышение всеобщей грамотности и элементарной средней продолжительности жизни. Его, видите ли, печалит разрушение культурного «фундамента», который покоится на «аграрных основах», то есть на крестьянском слое. Возможно, ностальгия по патриархальной старине является неотъемлемой частью мышления французских интеллектуалов, однако нелишне здесь привести слова Джорджа Оруэлла, который пытался понять причины любви к деревне английских поэтов 1910—1925 годов: «Большинство ребят из среднего класса росли неподалёку от фермы и, естественно, им была близка живописная сторона сельской жизни — пашни, страда, молотьба и прочее. Пока сам этим не занимаешься, трудно почувствовать, какая это нудная и тяжёлая работа — полоть турнепс или доить в четыре часа утра коров, у которых задубело вымя^[19]».

Но дело, конечно, не только в восторженной ностальгии. Куда важнее идеологическая подоплёка этой тоски по «утраченным корням». Не только во Франции крестьянина объявляют носителем и хранителем «патриархальных ценностей». Так нас сегодня учат идеологи РПЦ, так рассуждали царские чиновники в Российской империи, так учили идеологи нацистской Германии и фашистской Италии.

Не