Делай, что должно. Легенды не умирают (СИ) [Дэлора] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

больше у отца, чем у нее. — И бабушка дома. С утра пироги с вишней пекла — объедение!

— Време…

— Обязательно зайдем, Яр, — отец хлопнул Яра по плечу, без слов благодаря за этот маленький демарш. — Закинь рюкзак в кабину, и идем. Бабушкины пироги я пропустить ну никак не могу.

В полированном боку машины Аэньяр заметил, как поджались материны губы, но она, чуть помедлив, последовала за ними.

Яр уплетал пирожок с молоком, совершенно не вслушиваясь в разговор старших. Все равно ничего информативного не услышал бы: отец выспрашивает родителей о здоровье, не нужно ли чего привезти, помочь, купить, дед с бабушкой обстоятельно рассказывают, как тут дела, что делали, какие проблемы. Он все это знал — точно так же они рассказывали и ему. По меркам нэх, они были еще совсем не стары — что для мага шестьдесят лет? Только самый расцвет силы. Но ни дед Рисс, ни бабушка Койя нэх не были. Так вышло — Стихии им не отозвались. Ни в шестнадцать, ни позже. Это не мешало им быть уважаемыми людьми, не помешало и родить четверых детей, которые — снова шутка Стихий! — оказались все нэх и все разностихийные. Отец вот был магом Земли, тетя Лира — Воздуха, дядя Кайет — огневиком, а тетя Илора — водницей. Впервые за все время своего существования род Солнечных стал именоваться Алмазным. Тетя Илора вошла в Совет Стихий, как самая сильная нэх рода. Иногда Аэньяр думал, что только это подтолкнуло мать принять предложение отца и стать ему супругой. Холодная, властная водница, она очень скоро полностью подчинила себе увлекающуюся натуру Троя, вертя им, как хочется. Так река в половодье легко прокладывает в мягкой глине новое русло.

Кузнечное дело и металлообработка перешли к дяде Кайету, а вот отец начал довольно рискованное предприятие в условиях стремительно развивающихся в Ташертисе технологий: он занялся разведением лошадей. Но, как и полагалось любому земляному, подошел к этому делу со всей ответственностью и основательностью. На ферме Троя Солнечного Конника выращивали лучших скаковых лошадей в Ташертисе. Действительно, лучших. За все годы, что они участвовали в скачках, на частных ли дистантах*, на майоратных, по ту или по сию сторону Хребта, они ни разу не вернулись в родные конюшни без приза.

Дед степенно расспрашивал отца о планах на скачки, а его глаза лучились легкой насмешкой: он прекрасно видел, как это бесит невестку. Но все хорошее кончается, пироги с молоком тоже.

— Нам пора, отец, — виновато вздохнул Трой.

— Приезжайте почаще, — Рисс крепко обнял его и внука, Нииране достался только кивок. На что уж род Солнечных был дружен и сплочен, но как принять того, кто всеми силами отгораживается и выставляет колючки в ответ на сердечность?


Весь путь домой Аэньяр провел, молча уставившись в окно. Смотрел на знакомые очертания холмов, вспоминая, как часто играл здесь с двоюродными братьями и сестрами, как разыгрывали сценки из прочитанных им легенд. И думал, что совсем не похож на легендарного предка. Воспитан не так и не в то время. Аэно из дневников был ненамного старше него, воспринимался почти ровесником, эталоном, и Яр, сравнивая себя с ним, с горечью думал, что очень часто забывал о принципе, который для Аэньи стоял во главе угла. Слишком часто он руководствовался велениями сердца, а не разума. «Делай, что должно». Но должно-то ему повиноваться родителям, ехать с ними в Мирьяр на скачки, где будет выставляться жеребец, выездкой которого занимался и он тоже. Ильама — «Рассвет». Яр помнил, как поджала губы мать, когда отец позволил ему самому дать имя новорожденному жеребенку. Рыжий, как огонь, как солнечный луч. Как еще мог назвать его Аэньяр? Матери не понравилось то, что он использовал горское слово. Словно это задевало лично ее. Впрочем, ей и его собственное имя не пришлось по душе. Имя дал отец, в свое время с подачи деда Рисса тоже влюбленный в историю рода и преклонявшийся перед легендарными предками**. Может быть, он хотел сделать приятное матери? А в итоге получил бурю недовольства. Яр не понимал, что ею движет, какой яд, какая обида столь глубоко проникли в ее сердце, что отравили все родственные чувства? Но собирался узнать, отыскать истоки. И… может быть… помочь очистить?

Так сделал бы Аэно-Аэнья? Он был уверен — именно так.


— Завтра мы выезжаем в Мирьяр, — мать всегда говорила так, словно ставила ультиматум. — Собирайся. К семи утра ты должен быть готов.

Яр кивнул: значит, придется поторопиться.

— А лошади?

— Уже там.

В груди больно кольнуло: значит, она заранее знала, что не будет никакой поездки, просто привычно отмахнулась этим обещанием. «Прости, Аэно, но я буду поступать так, как велит мне сердце». На мгновение ему почудилось, что где-то внутри прозвучал хрипловатый урчащий голос с чуть заметным горским акцентом: «Свой выбор ты делаешь сам, и отвечаешь за него