Последняя тайна [Сандро Петралья] (fb2) читать постранично, страница - 85

опоясывавший весь барак. Прибывшему, видно, было хорошо знакомо это помещение. Он смело направился к железной лесенке на балкон и, разглядев фигуру Давиде с пистолетом, неожиданно выстрелил в него. Один раз, потом другой. Пули просвистели совсем близко, не задев успевшего укрыться за ящиками Ликату. Давиде видел стрелявшего словно в тумане.

— Эй, — крикнул ему Ликата, — пройдите на свет, подойдите ближе, так, чтобы я вас видел.

— Кто вы? — спросил мужчина. — Я приехал сюда на встречу с господином Тано Каридди.

— Ваше имя? — спросил Давиде.

— Я — банкир Стефан Литвак. Господин Каридди просил о встрече со мной.

— Нет. Вы — человек без лица, без имени, никто никогда не видел даже вашей фотографии. Вы всего лишь тень, призрак. Вас никто не видел, никто не знает, — лихорадочно, словно в горячке, говорил Давиде. — Проходите ближе, ближе, на свет, я хочу рассмотреть, увидеть вплотную живое олицетворение зла…

Неожиданно Давиде включил полное освещение, и яркий свет неоновых ламп залил огромное помещение.

Мужчина был действительно довольно стар, но еще крепок. Большие светлые холодные глаза навыкате, тонкие губы большого рта, отвислые щеки делали его похожим на жабу.

Вглядевшись в его физиономию, Давиде, со всей силы дернув, порвал рукав его пиджака и рубашки, обнажив старческую руку с отчетливым лагерным номером. Номер был тот же.

— Вы лейтенант Кириу! — громко произнес Ликата.

— Как вы меня назвали? — словно придя в себя, спросил старик. — Кто вы?

Давиде достал из кармана и показал ему фотографию: обтянутый кожей скелет нагого человека и на руке — тот же номер.

— Вот гляди. Это Стефан Литвак, его же имя на стенах этого барака! Гляди на эти мощи, читай этот номер! Он тот же, что и у тебя на руке! Ему, бедняге Стефану Литваку, было около тридцати, столько же, сколько тогда и тебе, и он умер здесь, в этом бараке. Красная Армия была уже в двух десятках километров от лагеря. Ты тут доделывал последнюю оставшуюся работу: добивал умирающих. Сколько их тут в этом бараке еще оставалось? Пятьдесят? Сто?

Банкир, как завороженный, глядел на стену позади Давиде, не в силах оторвать взгляда от крупными буквами выцарапанного там списка погибших. Давиде пошатнулся и еле устоял на ногах. Силы покидали его и слишком сильно было волнение от этой встречи.

— Что ты там мелешь? — наконец произнес с пренебрежением банкир. — О чем ты?

— Когда война кончилась, — продолжал Давиде, — ты вытатуировал себе на руке номер погибшего в лагере Литвака и пошел лжесвидетельствовать на процесс, где главным подсудимым должен быть ты, лейтенант Кириу. Я слышал все то вранье, что ты там говорил. А потом ты на деньги, отнятые у своих жертв-евреев, создал банк… стал банкиром.

— Ты кто? — в который раз спросил банкир.

Держаться он продолжал бесстрастно и надменно. Сдерживаемое волнение — а, может, и страх — выдавали лишь его неестественно застывшее лицо и остановившийся взгляд.

— Я — Никто, — отвечал Давиде, — такой же Никто, как для тебя и тебе подобных были тысячи и тысячи замученных и расстрелянных в ваших лагерях, тысячи безымянных мужчин и женщин, стариков и детей, маленьких безвестных людей со всей Европы. Я пришел сюда от имени всех тех, кого ты послал на смерть, Кириу.

— Кто ты? — повторил вопрос банкир.

Словно не слыша его, Ликата продолжал:

— Почти полвека назад ты создал себе богатство на их крови и костях. Ты здорово все обдумал, чисто обделал дельце! Терпеливо, методично, ты начал приумножать свой капитал, вкладывая деньги во все самые грязные махинации, во все самые преступные сделки… Торговля оружием, наркотиками… Когда-то ты сделал ставку на фашистов, но проиграл. Тебя должны были судить и повесить, но тебе удалось выкрутиться. Ты оказался дьявольски ловок…

— Дело не в моей ловкости, — возразил Кириу, — это логика Истории. В борьбе выживает сильнейший, более хорошо приспособленный. А слабые и неприспособленные должны смириться со своей участью, подчиниться сильным. А что касается крови, геноцида, так вся История — сплошная череда массовых убийств, войн. Таков ее неумолимый ход. Сегодня все точно так же, как и две тысячи лет назад, не лучше и не хуже… Сильные умеют выигрывать, господин Никто, и вам остается лишь смириться с этим жестоким законом жизни. У меня совершенно спокойно на душе, потому что я — живая История нашего века. Смиритесь. Вам не остается ничего другого, вы ничего не можете сделать…

— Я не умею так красиво говорить, как ты, — промолвил Ликата. — Я привык разговаривать посредством вот этого. — Он указал на пистолет, который продолжал сжимать в руке. — Наверно, потому, что мне много лет приходилось вести войну против невидимого врага — людей без лица и без имени, таких чудовищ, как ты. Я привык за долгие годы постоянно ощущать днем и ночью холод стали в кармане или под подушкой, никогда не расставаясь с оружием. И я