2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
прошептала она самым сексуальным тоном. — Ведь я так прошу тебя. И обещаю тебе массу удовольствия. — Она сделала многозначительную паузу. — Будешь очень доволен.
Но Крис никак не собирался нарушить свое правило. И никто не мог заставить его сделать это, даже блистательная Сибил Уайльд. В день выступления Крис ощущал себя бойцом, выходящим на ринг, ему необходимо было собрать воедино свою сексуальную энергию, всю до крупицы. И ни одна капля ее не прольется, пока все не закончится.
— Потом, — пообещал Крис, расцепляя объятия Сибил, и решительно направился в душ.
Сибил состроила разочарованную мину.
— Потом, милая, — повторил Крис. Он наградил Сибил своей знаменитой усталой усмешкой и шагнул под ледяные, словно иголки впивающиеся в тело струи, прихватив по пути кусок лимонного мыла.
Намыливая грудь, Крис решил, что душ — это то, что сейчас как раз нужно. Холодная вода сняла сексуальное напряжение, вернула его к жизни, взбодрила, и теперь он был готов ко всему.
Ко всему, кроме выступления у этого сукина сына Маркуса Ситроена.
Крис спокойно подумал о том, как сильно он ненавидит этого могущественного короля звукозаписи.
И лениво-смиренно осознал, что ничего поделать с этим не может.
Пока, во всяком случае.
Рафилла покинула реактивный самолет, принадлежавший Маркусу Ситроену, и села в его личный длинный „мерседес“, ожидавший ее прибытия на бетонированной дорожке возле посадочной полосы. Кивком поздоровавшись с шофером, она с радостью отметила про себя, что больше в машине никого нет.
„Отлично, — подумала она, — меня никто не побеспокоит, пока не приедем в отель“.
Но она ошиблась. Как только Рафилла устроилась на заднем сиденье, шофер попросил ее взять трубку телефона.
— Звонит мистер Ситроен, — торжественно произнес шофер.
— Спасибо, — спокойно ответила Рафилла. Маркус Ситроен следил за каждым ее шагом. Она и в ванную не может войти, чтобы он не узнал об этом. — Привет, Маркус, — равнодушно бросила она в трубку.
— Мистер Ситроен сейчас подойдет, — бархатным голоском ответила знающая свое дело секретарша Маркуса Феба.
Рафилла принялась ждать. Маркус любил заставлять людей ждать его, она убеждалась в этом не раз. „Это воспитывает характер“, — сухо говорил Маркус в подобных случаях с легким европейским акцентом, от которого ему так и не удалось избавиться.
Занервничав, Рафилла наклонилась вперед и попросила у шофера сигарету.
— Я бросил курить, — ответил тот и виновато пожал плечами. — Может, остановиться и купить вам пачку?
— Нет. — Рафилла решительно покачала головой. Она тоже бросила эту вредную привычку, хотя именно сейчас с удовольствием глубоко затянулась бы.
— Рафилла? — раздался голос Маркуса, маслянистый, с легким акцентом.
— Да, Маркус.
— Ты уже здесь.
„Естественно, ты же заставил меня приехать, разве не так?“
— Да.
— Хорошо долетела?
— Очень.
— Отлично, отлично. — Маркус прокашлялся. — Я забронировал тебе номер в отеле „Эрмитаж“. Позвоню, как только ты прибудешь туда.
„Это уж точно. И, наверное, в тот самый момент, как только я войду в дверь“.
— Прекрасно, — холодно бросила она.
— Рафилла?
— Да.
— Ты не пожалеешь о своем решении.
„Нет, Маркус, пожалею, ох как пожалею“.
С мыслью о том, что он не оставил ей выбора, Рафилла резко провела рукой по длинным темным волосам, глубоко вздохнула и откинулась на мягкое кожаное сиденье.
Рафилла. Ее знали только по имени.
Рафилла.
Когда она пела, голос ее звучал чарующе. Пластинки с ее песнями крутили знойными ночами в прокуренных ночных клубах, а пела она не о чистой, непорочной, юношеской любви, а о том, о чем в свое время пела Билли Холидей, и еще исполняла блюзы. В свои двадцать семь лет она хорошо понимала грусть блюзов и знала о несчастной любви даже больше, чем следовало бы.
Рафилла была необычайно красива. Зеленые глаза, заостренные скулы, широкий сочный рот, темно-оливковая кожа. Темные, прямые, блестящие волосы спускались до талии. Чуточку полновата, хотя нет, ее формы не назовешь пышными, но под белым шелковым лифом и свободным пиджаком мужского покроя явно угадывалось кое-что.
Казалось, Рафилла поднялась к самым вершинам славы просто ниоткуда. Восемнадцать месяцев назад никто и не слышал о ней. А теперь она была звездой. Звездой, горящей ярким светом. Метеором, взлетающим на первые строчки хит-парадов по всему миру. И, хотя она надеялась, что слава звезды принесет ей свободу, все случилось как раз наоборот. Слава звезды принесла ей Маркуса Ситроена. А его она ненавидела всей душой.
— Бобби Монделла, ты хоть знаешь, как сильно тебя любят? — спросила хорошенькая негритянка, усаживаясь на край большого круглого стола. Ее звали Сара.
Бобби, сидевший в уютном кожаном кресле у стола, протянул руку и дотронулся до Сары.
— Ну-ка расскажи мне, девочка, расскажи.
Внешность Бобби Монделлы обогащала определение „красивый“. Ему
Последние комментарии
10 часов 21 минут назад
10 часов 39 минут назад
10 часов 48 минут назад
10 часов 49 минут назад
10 часов 52 минут назад
11 часов 9 минут назад