Ярость [Генри Каттнер] (fb2) читать постранично, страница - 3

настольную лампу. Стояла мертвая тишина. Не слышно было даже плеска волн на пляже у озера.

Мне чего-то не хватало…

Рука снайпера в трудную минуту невольно ищет приклад несуществующего ружья. Мне тоже хотелось держать в руке… нет, не ружье, и даже не шпагу, а другое оружие, которым я пользовался раньше. На мгновение взгляд мой задержался на кочерге, стоявшей у камина, и я совсем было решил, что наконец-то понял, чего хочу, но ощущенье это прошло так же быстро, как появилось.

Книга оказалась популярным романом. Я быстро перелистывал страницы, почти не читая. Пламя продолжало бушевать у меня в крови, повелевая пульсом. Тело мое дрожало от непонятного возбуждения.

Поморщившись, я встал с кресла и поставил роман обратно на полку, пробегая глазами по корешкам. Повинуясь безотчетному чувству, я вытащил том, которым не пользовался уже много лет; молитвенник.

Он открылся в моих руках, и в глаза мне бросилась фраза:

«И упала с глаз людских пелена, и увидели они чудовище».

Я поставил молитвенник на место и вновь сел в кресло. Свет настольной лампы раздражал меня, и я ее выключил. В ту же секунду яркая луна озарила гостиную, и странное чувство ожидания чего-то вернулось ко мне с удвоенной силой. Мне показалось, в мозгу моем рухнул какой-то барьер.

Вложенная в ножны шпага лежала на подоконнике. Я посмотрел на небо в легких облачках, среди которых сверкала золотистым светом луна. Далеко-далеко виднелось слабое сияние — Костер Нужды все еще горел на болоте.

И он звал.

Золотистый квадрат окна притягивал с гипнотической силой. Я откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза; чувство опасности холодом сковало мой мозг. Много раз слышал я этот зов и до сих пор находил в себе силы сопротивляться ему.

Сейчас я не был уверен в себе так, как раньше.

Может, мои враги осмелели, срезав прядь волос с моей головы? Суеверие. Мне очень хотелось быть логичным, и тем не менее в глубине души я был убежден, что колдовство, связанное с прядью волос, — не пустая болтовня. После Суматры я перестал быть скептиком. И вопреки совету шамана, занялся изучением магии.

Я прочитал множество книг, в которых говорилось о волшебниках, оборотнях и демонах. И необычайно быстро все запомнил. У меня сложилось впечатление, что я повторил курс, который когда-то слышал, освежил в памяти сведения давным-давно мне известные. И в каждой книге — прямо или косвенно — упоминалось то, что сильно меня тревожило: темная сила.

Силу эту называли в фольклоре по-разному, как известивши — Дьявол, Вельзевул, Люцифер, — так и малоизвестными именами: Кутчи — в Австралии, Тунья — у эскимосов, Абонсам — в Африке, Штраттели — в Швейцарии.

Я не стал заниматься изучением Дьявола — впрочем, у меня не было в этом необходимости. Почти каждый день снился мне один и тот же сон, и я твердо знал, что навеян он той самой темной силой, которая олицетворяет собой зло. Во сне я стоял перед золотистым квадратом света, очень испуганный и одновременно стремящийся к какому-то совершенству, которого я желал добиться любой ценой. И тогда внутри квадрата что-то начинало двигаться. Я знал, что следует исполнить определенный ритуал, прежде чем начнется церемония моего посвящения, но мне никак не удавалось избавиться от паралича, который, казалось, сковывал все мои члены.

Квадрат этот ничем не отличался от залитого лунным светом квадрата окна, перед которым я сидел. И тем не менее он был другим, — ведь я не испытывал чувства страха, глядя в него. А те звуки, которые я сейчас слышал, были мягкими, успокаивающими, похожими на женский убаюкивающий голос.

* * *

Золотистый квадрат на мгновение потерял свои очертания, затуманился; щупальца света робко потянулись в мою сторону. Тихое пение очаровывало, обезоруживало, лишало сил.

Золотистые щупальца сновали взад-вперед, словно недоумевая. Они коснулись лампы, стола, ковра на стене, отпрянули. Затем… дотронулись до меня. И в ту же секунду ринулись вперед, окружили меня со всех сторон, сжали в своих объятиях, окутывая золотистым покрывалом сна. Я даже не успел испугаться. Пение слышалось совсем рядом. Я поддался его очарованию.

Сатир Марсий жестоко поплатился, поддавшись очарованию родных ему фригийских мелодий^[2]. Я узнал это пение. Вернее… заклинание!

В золотистом свете исчезающего окна появилась тень — с янтарными глазами и лохматой гривой — тень волка.

Волк помедлил, посмотрел через плечо. И в поле моего зрения тут же появилось существо, закутанное в плащ с капюшоном. Ни фигуры, ни лица рассмотреть мне не удалось, но существо было совсем маленьким, похожим на ребенка.

Волк и существо в плаще с капюшоном висели в золотом тумане, глядя на меня и чего-то ожидая. Пение слышалось все громче, и я начал различать слова, которых не было ни в одном земном языке, но которые я тем не менее знал.

— Ганелон! Я взываю к тебе, Ганелон! Кровью твоей заклинаю — услышь меня!

Ганелон. Да, это мое --">