Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Слог хороший, но действие ГГ на уровне детсада. ГГ -дурак дураком. Его квартиру ограбили, впустил явно преступников, сестру явно украли.
О преступниках явившихся под видом полиции не сообщает. Соглашается с полицией не писать заявление о пропаже сестры. Что есть запрет писать заявление ранее 3 дней? Мало ли, что кто-то не хочет работать, надо входить в их интерес? Есть прокуратура и т.д., что может заставить не желающих работать. Сестра не
подробнее ...
пришла домой и ГГ отправляется в общественную библиотеку, пялясь на баб. Если ГГ и думает, то головкой ниже пояса. Писатель с наслаждением описывает смену реакции на золотую карту аристо. Диалоги туповатые, на уровне ребёнка и аналогичным поведением. История драки в школе с кастетами и войнами не реально глупая. Обычно такие тупые деологи с полицией, когда один сознаётся в навете оканчивается реальным сроком. Когда в руки ГГ попали вымогатели с видео сестры, действия ГГ стали напоминать дешевый спектакль. Мне данный текст не понравился, сказочно глупый.
ему, — достанет, отдаст Моисееву.
— Вы отдайте только, Николай Васильевич.
— Чего жадничаешь, — говорят, отдам…
— Это я только для памяти вам — не забыли бы. Так и научился Колька Предтечин по купцам ходить с Моисеевым и денежки стал собирать по двугривенничкам, — жадничать научился сызмальства.
На похоронах побудут с октавою, на девятый да на сороковой сами пожалуют выпить да закусить по памяти старой, а потом и начнут похаживать ко вдове купеческой.
На сороковой-то успокоится капельку женщина, затоскует без ласки мужниной — октава и жалует с Колькой утешать сиротство вдовье, когда спевки нет в архиерейском.
Сидят, чаевничают с наливочкой, и Колька ее потягивает — сладкая, лакомая, а потом до ужина в шестьдесят шесть время проводят.
Раза два-три побудут — на четвертый октава молитвенник тащит с собою, чаю напьются — Колька с сестрой незамужней либо с тетенькой обедневшею — приживалкою — в дурачка поиграть сядет, а октава пойдет ко вдове в молельную спаленку поучать молитвам, что положены по уставу на сон грядущий женщине вдовствующей, — к ужину только и выйдут из спальни тихенькие, с щеками пополовевшими, — вот оно что значит помолиться во спасение души праведной в духоте натопленной!..
Привык Колька с октавой таскаться, наука-то училищная и на ум не шла, в каждом классе по два года сидел, а перешел в третий, и три проваландался, — выгонять смотритель хотел, да епископ шепнул регенту:
— Смотрителю скажешь, чтоб в четвертый перевели его, голос ангельский…
— Другого, ваше преосвященство, не найти такого…
— И я думаю так-то, — не забудь только, смотрителю передай, скажи, владыко мол благословил.
Восьми лет был Колька в духовное привезен дьячком сельским, а четырнадцати в четвертый осилил попасть.
В четвертый перевели Кольку — один по гостям хаживать стал, по домам купеческим поесть сладенького.
Побудет с октавой на поминках и заявится на сороковой псалтирь почитать!
Голосок звонкий, на все хоромы слышится, — проснется вдова, заслышит, как речисто старается он… «Господи, воззвах, услыши мя…», умилится слезою крупною и заснет успокоенная.
Наутро его чаем поить станет…
— Коленька, приходи, голубчик, я тебе подарочек приготовлю.
Из поддевки мужниной сукна аглицкого ему курточку приготовит, штаники…
Щеголяет Колька обновами, — суконце-то у купцов доброе, по семи с полтиной за аршин плачено было.
В одном месте как-то псалтирь под сорокоуст читал Колька у вдовы молодой, а вдова-то и на похороны луком глаза натирала, чтоб люди видели горе тяжкое, да не сказали бы, что рада схоронить старого.
Воззрилась на Кольку она еще в девятый день и позвала его сама почитать псалтирь под сорокоуст самый.
После спевки пришел, читать начал — она сидит на диване мягком, — сидит-умиляется, а в мозжечке так и крутит, так и надавливает похоть плотская.
— Коленька, иди-ка чайку выпей, голосок промочи ангельский.
Зовет, а у самой в голове: — несмышленый еще, как птенчик неопытный, не познавший страсть женскую.
— Спасибо, Олимпиада Гавриловна.
— Иди, миленочек, попей с крендельками, пирожка поминального скушай.
Чайком его поит, сама про мальчонку думает — бес ее полунощный соблазнами путает.
Чайку попили, до ужина почитал…
— Иди, Коленька, поешь, поужинай.
— Дочитаю псалом только…
— Успеешь его дочитать, миленький, — ночь-то долгая еще впереди, иди, скушай.
Посадила его подле себя рядышком…
— Кушай, голубчик, — икорки возьми себе — свежая…
По головке погладит его, умиляется, а самой жарко.
— Божий дар у тебя, Коленька, — голосок небесный.
А и сама все поглаживает, — наливочки налила сладенькой, и у самой глаза сладкие, как блины маслом намаслены.
— За упокой души, Олимпиада Гавриловна.
— И я с тобой помяну его, — царство ему небесное.
Сидит, обнимает его, к грудям прижимает — волнуется.
— Пять лет прожила я с покойником, не дал господь деток мне, — полюбился ты мне, как сыночек родной, Коленька.
Поужинали, — Колька к поставцу образному в гостиную, а она…
— Почитай ты, Коленька, у меня в спальне, — покойник-то мой в спальне молился всегда, так ему радостней будет у себя услышать слово божие, душенька-то его там нынче будет, последний денек со мной будет.
Духота в ней, натоплено, — не то ладаном панихидным, не то духами какими голову закружило Кольке, не то выпотом женским.
Стал он читать — она раздевается, спать ложится, а его так и тянет поглядеть на нее, — не видывал никогда еще естество женское. Лист переворачивать станет — рука затрясется, голос срывается, а все оттого, что натоплено жарко, — рукой со лба пот вытирает.
— Коленька, жарко тебе, — сними курточку…
Сама подошла, — босая, в рубашке одной — помогать ему стала, по голове погладила, по плечикам тонким, обдала теплом жарким, а потом ни с того, ни с сего и поцеловала его.
— Сыночек ты мой
Последние комментарии
9 часов 10 минут назад
17 часов 10 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад