Город Бога [Степан Витальевич Кирнос] (fb2) читать постранично, страница - 5

верноподданными Императора. Парень слышит, как далеко позади него в воздух с рёвом взмывают ракеты, как всё вокруг готово расколоться от истошных и тяжёлых рокотов палубной артиллерии, как над головой, в воздухе, ревут сопла самолётов, который ещё немного и обрушаться хищными птицами на головы миллионов невинных людей. Родители и дети, друзья и враги, влюблённые и разлучённые, старики и дети — все оказались виновны в глазах главного судьи Империи — Канцлера, посчитавший их недостаточно праведными и соответствующими морали Рейха и правителя, чтобы быть спасёнными, который с каждой захваченной землёй становился всё злее и радикальнее, исторгая из своего сердца крупицы милосердия, а посему никого не будет ждать пощада во время наступления. Долго он откладывал эту операцию, но всё же в его разум взял верх военный радикализм и теперь десятки тысяч воинов вынуждены исполнить приказ Императора.

Невольно парень вспомнил события пятилетней давности, и память посетили образы далёкой Сицилии и его княжества, навеивая чувство сходства двух действ. Как так же война терзали мирный уголок планеты, как бомбы и снаряды падали на головы мирных граждан, как пришлось убивать тех, уто был абсолютно беззащитен, и от проведённого сравнения парню стало не по себе. Чуть-чуть кольнуло сердце и на душе стало противно и мерзко от того, что придётся поднять руку на невиновных людей, живущих мирной жизнью, лишённых политической алчности и рыночного безумия. Печально, что обычные и миролюбивые люди, хорошие и добрые, смешались с самым настоящим зверьём, выстроившим жалкую оборону, которую сметут слуги Императора, который перед началом операции громогласно повторил древние слова: «Убивайте всех, Господь узнает своих!»^[3] Однако приказ есть приказ и во имя будущего, ради грядущих поколений, придётся стать палачом, который не различает ни преступников, не безвинных, а лишь карает тех, на кого указала рука правосудия.

— Брат, — прозвучало обращение от одного из воинов. — Что там приковало твоё внимание?

— Ничего особенного, Яго. — Сухо ответил ему командир.

Вопросивший боец знает, что мысли командира заняты размышлениями, про совесть и тех невиновных, которые сегодня возможно погибнут под ударом молота Рейха, который загонит в гроб богопротивное правление Прованской Республики.

«И что с этого?» — подумал про себя Яго. — «Это война, а на ней всегда есть жертвы, которые фундамент для будущего».

Воин чуть приподнялся и, придерживаясь за борт, дабы не упасть от качки, подошёл к брату, так же окинув взглядом далёкие пейзажи города, но только вместо невинных людей и жалкого положения их он видит груду камней и мусора, которым суждено погибнуть под ударами Империю.

— Опять грустишь? — въедливо спросил Яго. — По тем людям?

— Можно сказать и так… не заслужили они всего того, что им уготовано, — сокрушился Данте. — Слишком это не справедливо.

— Ох, мой дорогой брат, разве Сицилия тебя ничему не научила? — нахмурился Яго. — Или ты забыл, что происходило на Корсике и Сардинии? Как те самые «не заслужившие» попытались нас скинуть в море штыковой?

— Конечно, помню, но каждый раз мне кажется, что неправильно воевать против мирного населения, ведь у каждого человека вон там, — ладонь парня устремилась за пределы борта, показывая на град. — Есть своя судьба, есть семьи и друзья, у каждого своя жизнь, печали и радости. И мы вот так вот их всего этого лишаем.

— Вот, когда, кажется, тогда крестятся. Не забывай, что ты воин, как и я, как и все наши собратья, и обязан оставить всякое сожаление перед битвой. Во имя веры и Канцлера, мы должны сокрушить нечестивцев.

— Коммандер Данте! — прозвучало воззвание сзади. — Вас вызывает Бонифаций Торн!

Парень осмотрелся и увидел, как его зовут из открытой рубки, лишённой крыши, и быстро проследовал туда и уже через несколько секунд стоял возле панели приборов управления катером, где и главное средство связи — голограммный проектор — чёрная пластинка, размером с ладонь, на которой из пучков и лучей светло-жёлтого света соткана высокая статная фигура, в кителе и сапогах.

— Да, господин Первоначальный Крестоносец, — благоговейно обратился Данте, поливаемый алыми лучами, сканирующими его и передающими образ воина на панель Гранд-адмирала.

— Коммандер Данте, ваша задача поменялась. Наша Армия «Заря» под командованием Габриеля Велота, при поддержке Армии Рейха, наступают со стороны Монако, но им угрожает батарея реактивной и гаубичной артиллерии в Вильфранш-Сюр-Мер.

Как только Данте услышал словосочетание «Армия Рейха», его сердце кольнуло, ибо он полон скорби за осиротевшие подразделения, лишившиеся своих командиров, Первоначальных Крестоносцев, пожертвовавших собой ради победы. Джузеппе Проксим, Аурон Лефорт, павший пять лет тому назад в войне с Информократией, Эмилий Павел, отдавший жизнь ради победы на Корсике, но оставив мимолётную скорбь, Данте обращается к командиру: