Еще восемь веков [Елена Владимировна Клещенко] (fb2) читать постранично, страница - 2

общественный интерес к судьбам посмертных детей? Усыновление — необычный выбор, но Ян был старомоден.

Экселенц молча смотрел в стол.

— Если бы это был любой из них, — наконец произнес он, — кто угодно, кроме этого… Они-то могли думать, что не делают ничего предосудительного. Имплантат нужен прогрессору-резиденту — при оперативной работе случается всякое, а появление ребенка создало бы коллизию. И нигде не сказано, что у прогрессора не может быть детей на Земле. Но этот — ведь он, спасибо вашим коллегам, был в курсе! Знал, кто он и откуда. И все-таки посмел. Почему?

— Он выполнял ее желание. — Макмэхон позволил себе усмехнуться. — Луну с орбиты, ларец со дна моря, ребенка без гентестов и консультаций с врачами, а равно другими лицами. Кроме того, ему никто и не запрещал заводить детей.

— Должна быть своя голова на плечах. Если программа Странников существует, она, очевидно, хранится на генетическом уровне, следовательно, передача генетической информации нежелательна. Кой черт может знать, вдруг достаточно половинной дозы генов. Или как раз половинная доза и нужна для запуска программы, а первый этап, внедрение «подкидышей», был всего лишь подготовкой… Макмэхон, вы не допускаете мысли, что его программа активировалась?

Макмэхон пожал плечами.

— Если это программа, то она заложена в каждом из нас. О-кей, почти в каждом. Она называется «влюбленность». Модификация сознания, эндорфиновый шок — меняются приоритеты, повышается самооценка, человек убежден в собственной неуязвимости и правоте… Да он и раньше не верил, что несет в себе опасность. И, простите, он лучше остальных десяти знал, что может больше не вернуться на Землю.

— Стечение обстоятельств, — сардоническим тоном сказал Экселенц. — Цепь роковых случайностей. Иными словами, опять мы ничего не знаем наверняка… Ладно, Лемюэл, теперь к делу. Мать и будущего ребенка под строгий контроль. Считайте, что их у нас опять двенадцать.

— Рудольф, мне не хочется бить вас под ложечку, — осторожно сказал психолог, — но как бы их у нас не стало опять тринадцать. А затем четырнадцать.

— Что вы имеете в виду?

— Детей. Нашим подопечным по тридцать пять, в этом возрасте более семидесяти процентов землян уже становятся родителями.

— А, скажем, арканарец в тридцать пять земных лет может быть и дедом, что с того? — ощерился Экселенц. — Миллионы землян вообще не заводят детей, у каждого человека свой путь и свои обстоятельства. Или я должен вам объяснять вашу задачу?

— Рудольф, я справлялся у коллег — наши дамы, все четыре, уже заговаривали об этом. Как вы думаете, сколько еще лет мы сможем морочить им головы путями и обстоятельствами?

— Выбирайте выражения!

— Укажите более адекватные термины, и я буду использовать их, — голосом автомата произнес Макмэхон.

— Ладно. Называйте это как вам угодно, но продолжайте. Дадите нам год, два или три года — спасибо и на этом. Пока будем наблюдать за первым. На вас, Макмэхон, — подбор специалистов-врачей и организация прикрытия. Женщина доверяет вам? Беременным показана психотерапия.

— Что?.. Но я не разбираюсь в ваших…

— Мы не должны расширять круг. Можете считать это штрафом за то, что проворонили эндорфиновый шок. И найдите тех, кто работал с Ласко и Нильсеном. Желаю успехов… семейный доктор.

Корней

17 января 2179 года.

Дом в степи заброшен, в нем не ютятся даже призраки. Зачем я его строил? Летом ветер качает высокую траву у крыльца, зимой швыряет в окна снег, и терморегуляторы никак не могут прогнать континентальную стужу. Где-то наверху спит механическим сном отцовский андроид-гигант. Поблескивают неживые глазки видеодатчиков. С тихим шуршанием, будто медленно отдирают пластырь, ползает по полу робот-уборщик. Молчаливая псевдожизнь пустых комнат.

Мария была совершенно такой же, как шесть лет назад, только волосы стригла короче. И еще взгляд. В синих глазах лежали тени, глаза казались свинцово-серыми. Лучше бы она продолжала кричать на него.

«Как ты мог так поступить со мной?»

Прости меня, повторял он снова и снова.

«Мне сказали, что ты все знал! И врачи знали, все знали, кроме меня!»

И это правда, отвечал он. Наверное, меня нельзя простить.

«Я узнала, кто ты такой, от журналиста! Я не верила, смеялась, а он… записывал…»

Ну, стукни меня по голове. Они из меня душу вымотали в эти полгода, врачи, биологи, журналисты и просто любопытные. Вот уж не думал, что эта история раскроется при нашей жизни. Знаешь, ведь я однажды работал с этим Абалкиным и не подозревал, что он — такой же, как я. Теперь я могу жить на Земле сколько хочу, могу стать космозоологом и отправиться в экспедицию… Жаль, цена высока.

«Как ты мог, нет, как ты мог?! Андрюша теперь — сын… подкидыша Странников! Как он будет жить с этим? Ты, ты… ты нелюдь! Я ненавижу тебя!»

Пусть будет так, молча соглашался он. Я заслужил.

Мария