Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
Часть вторая продолжает «уже полюбившийся сериал» в части жизнеописания будней курсанта авиационного училища … Вдумчивого читателя (или слушателя так будет вернее в моем конкретном случае) ждут очередные «залеты бойцов», конфликты в казармах и «описание дубовости» комсостава...
Сам же ГГ (несмотря на весь свой опыт) по прежнему переодически лажает (тупит и буксует) и попадается в примитивнейшие ловушки. И хотя совершенно обратный
подробнее ...
пример (по типу магического всезнайки или суперспеца) был бы еще хуже — но все же порой так и хочется прибавить герою +100 очков к сообразительности))
В остальном же все идет без особых геройств и весьма планово (если не считать очередной интриги в финале книги, как впрочем было и в финале части первой)). Но все же помимо чисто технических нюансов службы (весьма непростой кстати...) и «ожидания экшена» (что порой весьма неоправданно) — большая часть (как я уже говорил) просто отдана простому пересказу «жита и быта» бесправного существа именуемого «курсант»))
Не знаю кому как — но мне данная книга (в формате аудио) дико «зашла»)) Так что если читать только ради чтения (т.е не спеша и не пролистывая страницы), то и Вам (я надеюсь) она так же придется «ко двору»))
карие глаза жили и страдали на этом недавно прекрасном лице. Они были внимательны, чутки и, казалось, заменяли игру изуродованных мускулов, в глазах читались страдания непрестанно думающего человека. Так однажды сказал о нем старый доктор.
И вот однажды Лида, поспешившая на срочный вызов, лишь у дверей в палату вспомнила, что зеркальце так и осталось в кармане ее халата. «Ах, — махнула рукой, — обойдется, уж один-то раз»… Не обошлось. Перед дверью, мобилизовавшись, приняв свою обаятельную улыбку, любимую ранбольными, вошла к ним и принялась за привычное дело. Промывала, смазывала, меняла перевязки. Затем поступил еще вызов, и о своем зеркальце она забыла. Вспомнила лишь к концу дежурства. Сунула руку в карман халата — нет зеркальца, в другой карман — нет. Может, все-таки переложила в шкафчик? Нет. В пальто? Нет. Значит, у ранбольного. Вбежала в коридор и сразу поняла, что произошло непоправимое. Суетились врачи, сестры, нянечки. Прихрамывая, пробежал доктор Бережанский.
Вскоре все стало известно. Во время перевязки Савичев тихонько вытащил зеркальце из кармана медсестры, а когда та ушла, заглянул в него. Можно себе представить, какие горькие, страшные мысли пронеслись в его мозгу, когда он отчетливо увидел свое обезображенное лицо.
Разбитое зеркальце Лиды нашли на кафельном полу в туалете. Савичев повесился на связанных госпитальных кальсонах и нательной рубашке, единственном к тому времени его имуществе.
Лиду трясло. Катя как могла утешала ее, сама понимая, что ее поступок, а точнее, преступление, ничем нельзя оправдать. Все-таки уговаривала, успокаивала, подбирала слова помягче, но и ей самой они казались фальшивыми. И вдруг Катины мысли совершили крутой поворот. Она подумала, что под ее присмотром находится человек, судьба которого не легче, чем у погибшего Савичева. Что будет с ним, с этим человеком? Услышит ли она его речь, хоть одно слово? Встретится ли с его сознательным взглядом? Она, она отвечает за судьбу этого огромного беспомощного мужика, закованного в гипсовый панцирь, у которого даже имени нет. В списке ранбольных нет ни его фамилии, имени, воинского звания, ни места рождения, ни воинской части, откуда он прибыл. Кто знает, где и когда его изуродовали и как? Миной ли, снарядом или бомбой. И сколько его везли до нашего госпиталя? «Никто, ничто и звать никак», — с горечью сказал о нем старый доктор. В госпитальных списках значился как-то обидно, не по-человечески: «Бездок». Не имя, а какая-то кличка.
Что-то с ним будет?
Глава третья
БЕЗДОК, ЧЕЛОВЕК БЕЗ ДОКУМЕНТОВ
Со временем я смог различать по крайней мере три поочередно возникающие в глубине моего сознания картины или явления. Но только позже, когда ко мне стали возвращаться слова, я смог обозначить предметы их именами. Возвращающаяся память представила мне каменную стену, серую, в трещинах, одинаковые проемы в ней, которым с трудом нашел название, — бойницы. Затем представилось деревянное строение, около которого плавно двигалось нечто светлое, приятно шумящее. И мне становилось хорошо, радостно. То была река. А иногда шум усиливался. Но это меня вовсе не пугало, такое было хоть и давним, но привычным.
Мое госпитальное время было немереным, я еще не мог вести счет дням и ночам, мой сон и явь смыкались. А картины из прошлого приходили все чаще и постепенно закреплялись. Привиделся мне высоченный широкоплечий человек с рокочущим голосом. Он ходил рядом с шумящим потоком и деревянным строением. И явилось название — мельница. А неподалеку крепостные стены. Этот человек был мельник и мой отец. Именно в таком порядке: сначала мельник, потом отец. И вспомнилось, что, как все окружающие, я начал называть его мельником, а уж потом тятей, отцом, папой.
Настало время, когда я смог поворачивать голову и глядеть подолгу в окно, из его проема видел заиндевевший сад, разметенные дорожки, а иногда и людей. Заново поразила белизна снега. То неяркая, спокойная, то слепящая блеском. И я испытывал вспышки восторга.
Среди находящихся в палате и приходящих в нее людей, как только пробудилось мое сознание, я стал отличать девушку с легкими и быстрыми движениями рук. Другие не могли так ласково сменить повязку, омыть мое лицо. Те некоторые открытые от гипсовой брони части моего лица, как и все оно, были изъязвлены мелкими осколками и обожжены, кожа опухла, и надо было обладать особой ловкостью, чтобы не причинить боль. Другие, как мне представлялось, не умели, а она умела. Я радовался ее голосу, чистому и певучему.
Другой запомнившейся фигурой стал пожилой человек. Доктор — часто называли его. Я заметил, что он был дружен с заботливой медсестрой, они часто разговаривали, улыбались друг другу, даже смеялись, позже догадался, что доктор смешил ее своими шутками. Казалось, что и без слов они понимают друг друга. Поначалу меня это удивляло: что общего у красивой нежной девушки с худым, сутулым стариком в очках. Спустя время заметил, что за
Последние комментарии
1 час 23 минут назад
1 час 24 минут назад
2 дней 19 часов назад
2 дней 20 часов назад
2 дней 20 часов назад
2 дней 20 часов назад